— Если, конечно, не решишь сидеть на крыше, как и собирался, не слушая моих возражений.

Внезапно Блейд вскочил на ноги, оказавшись слишком близко к Онории. Она отступила, но уперлась в стену.

— Онор, — прошептал он, неспешно протягивая руку, намеренно давая ей время запротестовать, если она пожелает.

Онория затаила дыхание.

— Я тогда принесу рубашку, — выпалила она и проскользнула под его рукой, слыша за спиной тихий хриплый смех.

Онория вошла в спальню и увидела, как Лена бросилась в постель. Маленький фосфоресцирующий светильник отбрасывал тусклое зеленоватое сияние. Он стоил два фунта, но прослужит вечно, в отличие от свеч и газовых ламп.

— Плохо спится? — спросила Онория.

— Он останется тут на ночь? — вместо ответа спросила Лена. — А как же Чарли?

Глянув на дверь, старшая сестра поднесла палец к губам. Открыв сундучок у кровати, порылась в содержимом. Отцовская рубашка, в которую он завернул дневник, лежала на самом дне.

— Это папина! — прошипела Лена.

— Но она же ему больше не нужна, так? — Сестра резко вздохнула. — Извини, мне не следовало так говорить. Это жестоко.

Черные глаза Лены сверкнули, а полные губы задрожали:

— Ты отдаешь ее ему?

Рубашка все еще пахла Артемием Тоддом, чернилами и химикатами. Онория застыла в нерешительности, перебирая пальцами потертый хлопок.

— Его рубашка порвана. Он сегодня спас мне жизнь. Я помню отца. Мне не нужна одежда, чтобы его не забыть.

— Это все, что у нас есть.

— Нет, — прошептала Онория, садясь на краешек койки сестры. Проведя рукой по блестящим черным волосам Лены, она улыбнулась. — Мы есть друг у друга, и это намного важнее рубашки.

— Ты правда так думаешь?

Жаль, что сестра в этом не уверена. Они были не в лучших отношениях в последние месяцы. Обе уставали и жили впроголодь, а это сложно вынести. Болезнь Чарли лишь усугубила ситуацию. Сестры находились на грани.

Онория наклонилась ближе и прижалась губами к виску Лены: