— Эли, ты чего там высматриваешь? Идем скорее, я уже еле на ногах стою, у меня не осталось сил тебя опять успокаивать, когда ты начнешь бродить по комнатам родителей и рыдать, — поторопила меня Мили.
Ага, понятно, что там. И очень любопытно. Вероятно, все ценное уже продали, но, может, остались дневники или книги интересные? Обязательно туда схожу, но не сейчас.
Поспешила в свою комнату, определив её благодаря стоявшей у открытой двери Радмиле и потому, что Милисса прошла мимо. Значит, её горничная — Афанасья.
Зайдя, быстро оглядела видавшую виды девичью спальню. Выцветшие тканевые обои и шторы, унылый балдахин и застиранное покрывало. Пол простой деревянный, без всяких ковровых покрытий. Зато порадовала ванна! Огромная лохань, в которую набиралась вода из водопровода. Выдохнула. Уже ожидала купания в бочке и поливания служанкой из ковшика. Но санузел вместил в себя и водопровод, и ванну, и туалет. Оставалось неясно, зачем княжнам помощницы при купании. Чтобы вообще не шевелиться?
Радмила кинулась расстегивать мое платье, но я ее остановила. Можно было вообще выпроводить, но я хотела послушать её болтовню — люди иногда говорят много интересного мимоходом.
— Теперь я хочу делать все сама, чтобы освободить вас с Афанасьей для работы в огороде, — сказала, сквозь опущенные веки наблюдая за реакцией служанки.
Она ахнула и покачала головой.
— Да мне несложно, моя дорогая госпожа. Я понимаю, какое на вас опять свалилось потрясение. Но ничего! Скоро вы поплачете, как обычно, да и заживем по-старому, — «утешила» Радмила меня…
Или себя?..
Я стянула платье, сорочку, белье и перекинула ногу через бортик каменной лохани.
— Холодная. Покажи, как сделать теплее, — попросила и добавила: — А как раньше уже ничего не будет. Я сегодня будто от долгого сна очнулась.
— Нагреватели надо бы экономить, — проворчала служанка и покрутила кругляш, торчащий из стены над краном. Вода сразу стала теплее.
— Мы скоро будем зарабатывать нормальные деньги. А кто в меня не верит и будет отговаривать — отправится искать себе новый дом, — как бы между прочим бросила я.
— Да вы не так поняли, госпожа моя! Разве же я отговариваю? Я просто показываю, что на вашей стороне, и совсем не стану вас осуждать, если вы завтра передумаете. Я же видела, что вы пережили. Родители погибли на ваших глазах, вы сами чудом уцелели. Неделю в себя не приходили, а потом еще две, когда узнали, что остались с сестрой сиротами. А потом от тетки письмо получили, что ей нет до вас никакого дела — у самой хозяйство и куча дочерей, и снова слегли на неделю. А теперь опять такой кошмар! Вы, наверное, пока не в себе, вот и придумываете всякое.
М-да, Элису можно только пожалеть. Восемнадцать лет девушка росла нежным цветочком за спиной отца и матери, ничего не умела и не собиралась уметь, а тут столько всего навалилось, включая малолетнюю сестру, вот она и сломалась.
— Знаешь, Радмила, я почему-то совсем не помню, как мы раньше жили. Какой я была, какими были родители, наш дом и планы. Словно стерлось всё, — закинула я удочку и, разглядывая пухлые белые ноги Эли, попросила: — Ты спину мне потри, а дальше я сама.
Ноги оказались ровные, а главное, молодая кожа осталась упругой и эластичной. Растяжек я не нашла. Видимо, все же экология и домашние без всяких ГМО и добавок продукты делали свое дело и помогали организму справляться с таким колоссальным увеличением размера.
— Хорошо вы жили, госпожа, — вздохнув, принялась тереть мне спину Радмила, — стройной были, любили красивые платья, драгоценности и кататься на лошади. Бродить по горам и читать книги. Сестру любили и родителей. А людей и шум не любили никогда. Даже уговорили родителей отложить выезд на сезон до следующего года. Так и не поехали никуда.
Картина вырисовывалась совершенно понятная, но характер Элисы Арицкой мне никаким боком не подходил. Я и на более юную и худую Эли никак не тянула. Что ж, буду уповать на то, что все поверят в чудо, которое произошло с княжной на пороге смерти. На этом можно было разговор завершать и топать на обед.
— Спасибо, Радмила, за помощь. Дальше я сама. Приготовь мне свежее платье, — сказала, протянув руку за мочалкой.