— Инга!
Поединок длился недолго — отпустил. Осторожный шаг назад — пока не передумала, в надежде, что до него что-то дошло. Он, конечно, очень наблюдательный — с другими. В том, что касается его самого Ярослав тот еще жираф. И олень. Ничего, рога тоже можно спилить. Не сразу, потихоньку. Уж точно не топором мясника. Поэтому лучше постепенно доносить. Она и так уже чуть ли не плакат для тормоза нарисовала.
— Пока, Ярослав, — нейтрально пожелала Инга. — Хорошего тебе вечера.
Полное имя ржавым гвоздем по стеклу пробежалось по коже Строганова. Он всегда был Яром, Яриком, на худой конец Ярослав Андреевич. Полное имя из уст Лаврецкой казалось каким-то чужим. Да и сама она — отстраненной, будто не целовала его еще каких-то полчаса назад в кабинете. Да уж, правильно он хотел ей сказать, что ничего не выйдет из этого. Завтра скажет.
Девушка ушла, а Ярослав в задумчивости подошел к окну и увидел, как она садиться в знакомую машину. Что за черт? Опять? Кому из них и что он непонятно объяснил?
Инге Лаврецкой его объяснения были глубоко и полностью безразличны. Слишком долго в ней капля за каплей копилось это состояние. И вот сосуд был переполнен, и было неизвестно, что из него хлынет — серная кислота или буря в стакане. Пожалуй, все-таки буря. Или гроза. Во всяком случае Глеб увидел на лице своей пассажирки выражение, не предвещающее ничего хорошего.
— Инга, что произошло? — такой подругу он не видел еще никогда. Злая, раздраженная, но при этом в глазах такое отчаяние, что хочется еще раз кому-то в глаз дать.
— Поехали отсюда, — не глядя на него, ответила Инга и с каким-то надломом в голосе приказала. — Быстрее.
Машина сорвалась с места. Лаврецкая с силой потерла виски, словно стараясь избавиться от головной боли. Добилась лишь того, что долго сдерживаемая влага крупными слезами покатилась по щекам. Мельком взглянувший на подругу Глеб это заметил. И испугался.
— Инга? — его голос был непривычно нерешительным, а сам вечный балагур до ужаса серьезным.
— Увези меня отсюда. Куда угодно, без разницы, мне плевать.
Больше вопросов он не задавал, лишь открыл бардачок и протянул пачку бумажных платков. Слова здесь и не были нужны. Главное выплеснуть все напряжение, что узкой пружиной свернулось где-то в районе живота. Всю свою обиду и боль. И наутро начать день с чистого листа.
Инга даже не посмотрела, куда привез ее друг — просто шла за ним практически вслепую. Сквозь пелену слез видела лишь какую-то лестницу. Очнулась уже в квартире у Глеба. Машинально разувшись, прошла вслед за ним на кухню, плюхнулась на стул. Истерика постепенно стала сходить на нет.
— Держи, — протянул ей что-то друг. Инга удивленно осмотрела продукты — вишня, сахар, маргарин, сметана, кажется, крахмал.
— И что мне с этим делать? — мрачно переспросила она.
— Готовь! — последовал жесткий ответ. — Готовь и рассказывай, из-за чего сопли распускаешь.
— Ну, знаешь ли, — взвилась Инга.
— Знаю, — оборвал ее Глеб. — Вот только жалеть себя я тебе не позволю. И ты не уйдешь отсюда без пирога. Можешь, хоть всю посуду перебить. Но советую сорваться на маргарине.
— Я сейчас лучше тебя прибью, — раздраженно бросила подруга, хватаясь за вилку.
— Детка, не буянь, я и так из-за тебя пострадал, — никудышный был бы из Левицкого бабник, не умей он обращаться с девушками. Вот и сейчас сработало — у гостьи сразу упал градус агрессии.