– Эбби, любимая, это я, – он подался к ней всем телом, заглядывая в лицо, – Скажи мне хоть что-нибудь? Как ты? – он схватил её маленькую горячую ладошку.

Девушка попыталась открыть глаза и еле слышно прошептала:

– Прости меня… прости…

Двейн не смог сдержать слёз. Он нежно прижал свою ладонь к её щеке.

– Это ты прости меня. Это я упрямый дурак, слабак и трус. Моя сильная любимая девочка, ты только не сдавайся. Я сделаю всё, что ты захочешь, буду слушать каждое твоё слово. Ради тебя я буду сильным, я смогу, я всё смогу рядом с тобой, только не уходи, – плача он целовал её, осторожно гладил её волосы и не отрывая нежного взгляда, молил:

– Любимая, открой глаза, посмотри на меня, умоляю. Если ты не захочешь меня видеть, я уйду, уйду навсегда, только живи.

Девушка не реагировала. Двейн простонал и смочив ткань, начал снова протирать её пылающее тело, шепча без остановки:

– Не слушай меня, Эбби, не слушай. Я такой дурак. Я не могу без тебя, я так люблю тебя, я не смогу жить без тебя. Ты моя судьба, моя жизнь… – плечи его тряслись от рыданий.

Время остановилось. Двейну казалось, что он сходит с ума от отчаяния и страха. Несколько минут назад он молил её, а сейчас в отчаянии упрашивал:

– Ну же, борись. Ты же не можешь так умереть, не можешь. Мы прошли все Его испытания и уроки, выдержали и выжили. А ты хочешь бросить меня? Мы же ещё ничего не видели с тобой. Сейчас ты понимаешь, что нам нельзя быть порознь? Теперь только вместе и до конца. Я клянусь тебе, клянусь своей жизнью, что мы будем счастливы, будем жить полной грудью, только не бросай меня… я молю…

Холодная ткань приносила только временное облегчение, кожа её пылала. Ему удалось влить ей в рот всего несколько ложек воды. Всю ночь не переставая, он без устали обтирал её холодной водой и менял повязки на лбу.

***

За окном забрезжил рассвет, но легче ей так и не стало. Отчаяние накрыло Двейна с головой. Он осторожно подхватил её на руки, сел и прижал к себе, а потом глядя остановившимся взглядом перед собой, с отчаянием зашептал:

– Ты забрала себе моё сердце и мою жизнь. И если ты уйдёшь, то я тоже уйду за тобой. Эй, Эбби, ты слышишь меня? Я тоже умру. Жить без тебя я теперь не смогу, – из его глаз тихо текли слёзы, – И не хочу. А ты же знаешь, что такой богохульник как я обязательно попадёт в ад, а ты ангел, мой ангел, – голос его дрогнул, – и тогда, даже там мы не сможем встретиться. Ты понимаешь это? Поэтому ты обязана выжить. Слышишь меня, моя любимая девочка? Моё необыкновенное чудо, моя жизнь, моя любовь, моё всё…

Спустя время она начала бредить, тихо постанывать и говорить что-то несвязное. Двейн понял, что тянуть дальше нельзя. Но не было ни одного человека, которого он мог бы сейчас попросить о помощи. Они были только вдвоём. Его мозг бился в отчаянной истерике, пытаясь найти выход.

И тут он вспомнил, ещё в годы жизни в «Роттоне» к ним иногда приглашали врача. Он жил в городе и звали его крайне редко, в случаях жизни и смерти, так как услуги его стоили недёшево. Но раз в месяц он сам приезжал в пансион и осматривал детей. Двейн слышал тогда, что делал он это бесплатно. А где-то год назад он чинил его часы. Он плохо помнил где тот жил, но это точно было на другом конце города.

Двейн быстро вытряхнул из мокрого камзола деньги. «Мало, этого слишком мало». Он сунул деньги в карман и замер.

«Как он бросит её одну? А вдруг она…

Двейн побледнел. Однажды, он сам умирал в одиночестве и помнил, как это страшно. Он тяжело опёрся руками о стол и из его груди вырвался полустон – полукрик отчаяния. Это был единственный шанс спасти её, но и бросить её одну он просто не мог… Несколько минут он стоял, закрыв глаза и тяжело дыша, его лицо исказила мука невыносимого выбора. И наконец, приняв тяжёлое решение, он протяжно выдохнул, прошёл на дрожащих ногах через комнату, взял что-то с полки и подойдя к кровати, опустился на колени перед девушкой. Потрогал её лоб и ощутив ниспадающий жар, закрыл глаза и прошептал:

– Прости… но я не могу позволить тебе умереть… – приложил к губам крестик, который он сжимал в руке, и осторожно одел его ей на шею.