Я начала подниматься по ступенькам, вырубленным прямо в травянистом склоне холма. Кровь гулко пульсировала у меня в ушах, а ноги дрожали, предвкушая момент, когда разверзнется адская бездна и мир вокруг меня рухнет.

Но мир вокруг меня уже рухнул. Это случилось в прошлом году, и если уж не убило меня тогда, то и сейчас уже не убьет.

Когда я застыла на крыльце, мне показалось, что все мои чувства до крайности обострились. Вот покалывание на моем лице, которого я прежде не замечала, вот какое-то скручивание в животе и противные капли пота на шее. Я прижала коробку с джином к бедру и вставила ключ в замок, надеясь, что он заклинит. Мелькала слабая надежда, что все это окажется тщательно продуманной шуткой, которую папа придумал для нас с мамой перед смертью.

Или, что еще лучше, окажется, что он вовсе и не умер. Он выскочит из-за кустов со словами: «Попалась! Ты же всерьез не думала, что у меня есть тайная вторая жизнь, правда? Неужели ты думаешь, что у меня мог быть второй дом с какой-то другой женщиной, кроме твоей матери?»

Ключ бесшумно повернулся, и дверь распахнулась внутрь.

В доме было тихо.

Боль пронзила меня насквозь. Я уже как-то испытала точно такие же ощущения, по крайней мере один раз до этого. В тот день, когда мне позвонила мама и, всхлипывая, сообщила об инсульте отца. «Он ушел, Яна».

Разумеется, никакого папы здесь не было. Не только здесь, но и нигде. А потом был второй удар боли, словно в болевшем месте провернули нож. «Отец, которого ты знала, все равно никогда не существовал».

Получалось, что по-настоящему у меня никогда и не было отца, как не было и моего бывшего, Жака, с его кок-о-веном.

Получалось, все это – просто история, которую я сама себе рассказала. Итак, отныне либо ничего, либо правда, какой бы страшной она ни была! Я собралась с духом и ступила внутрь.

Моя первая мысль была о том, что «уродливая» правда оказалась не такой уж и уродливой. Любовное гнездышко моего отца имело открытую планировку. Гостиная переходила в заботливо выложенную синей плиткой кухню и отдельный уютный уголок для завтрака, а за стеной с окнами сразу начиналась темная веранда.

Если бы этим местом владела мама, все было бы оформлено смесью нейтральных пастельных тонов, успокаивающих по своей сути. А это богемная комната, в которую я вошла, была бы уместнее в доме Жака или в моем старом доме, чем в доме моих родителей. Я почувствовала легкую тошноту, представив себе папу здесь среди этих вещей, которые мама никогда бы не выбрала. Этот народный расписной стол для завтрака, темные деревянные книжные полки, продавленный диван, заваленный разномастными подушками.

Не было ощущения того, что это принадлежало отцу, каким я его знала. В кармане зазвонил телефон, и я поставила коробку на гранитную столешницу, чтобы ответить на звонок.

– Алло?

– Ну и как? – вместо ответа спросил слабый и скрипучий голос на другом конце провода. – Там есть секс-подземелье?

– Шади? – догадалась я. Зажав телефон между ухом и плечом, я скрутила крышку с одной из бутылок джина и сделала глоток, чтобы подкрепиться.

– Честно говоря, меня беспокоит, что я единственная, кто может позвонить и спросить об этом, – ответила Шади.

– Да. Ведь ты единственный человек, который вообще знает об этой лачуге любви, – заметила я.

– Не единственная, – возразила Шади.

По сути, это было верно. Я узнала о тайном доме своего отца на озере только на его похоронах в прошлом году, а мама была в курсе уже давно.