Наин знал, что слово *клуха* может означать разное в зависимости от настроения отца. Сказанное весёлым тоном показывало его хорошее настроение и любовь к жене, а сказанное сердитым тоном, могло означать его недовольство или плохое настроение.

   От слов матери сердце Наина запрыгало как у воробья, и кровь гонимая им окрасила его щёки и уши в ярко-пунцовый цвет. Приказав Боби выйти, Наин стал рассказывать им свою историю возвращения.

   -Папа, – проговорил он в конце, – если ты хочешь ходить с внуками на рыбалку, если вы хотите, что бы я был с вами, – жените меня на Фуидж и сегодня же. Пусть меня убьют, но живым я в храм не вернусь.

   -Что ты клуха расселась, как на именинах, – вдруг сердито заорал на Малис Бахан, – пошли к соседям.

   В это время в дверях показалась Фуидж. Она несмело вошла в комнату и, забыв поздороваться, вопросительно посмотрела на Наина.

   Один только бог знает, что пережила Фуидж за этот длинный, длинный год. Чувство безысходности сменялось чувством надежды, предчувствие счастья – предчувствием беды и только вера в любовь, в это святое и высокое чувство помогло ей выжить. А ещё, она открыла в себе талант рисовать, видимо чувство разлуки с Наином обострило её восприятие мира, и она стала зарисовывать своё виденье любви как настоящий профессионал.

   Ещё в детстве у неё открылся талант творить, в начале кукол из папируса, от которых были без ума её подружки. Затем были робкие попытки изображения мира кусочком угля на свежевыбеленной стене дома, за которые ей доставалось от матери. А в этот год, пришёл черёд рисунков красками, глядя на которые отец выговаривал матери: – У нас в роду, насколько мне известно, отродясь не было художников, с твоей стороны, насколько я знаю тоже, так признавайся милая, от кого наша дочь получила этот дар?

  Он намекал на пословицу; Ни в мать, ни в отца, а в проезжего молодца.

   -Не знаю, плутовато отвечала Молин и, кокетничая, как бы признавалась в своём грехе, но Сербай по её любимым глазам видел, что она любит только его и никого другого.

   Вот и сегодня, Фуидж видела во сне Наина, который, обнимая ее, говорил, что любит только её и что они всегда будут вместе. Проснувшись с этим чувством, Фуидж весь день весело суетилась по дому, а потом пошла, поливать цветы. В это время, Боби пробегая мимо их забора, крикнул: – Эй, Фуидж, Наин вернулся, – и не останавливаясь пробежал в сторону пристани.

   Фуидж обмерла, затем, бросив лейку, пошла к крыльцу, но, не дойдя до него, повернула обратно. Мать, слышавшая эту новость и удивлённая не меньше дочери, только покачала головой, когда Фуидж побежала в сторону Наинова дома.

   -Почему он дома и не разлюбил ли он меня? – с этими мыслями она, не стучась, вошла в дом Наина.

   Родители Наина, весело кивнули ей и вышли из дома. В этот момент, какой то вихрь подхватил Фуидж. Это Наин подняв её на руки, закружился с ней по комнате, и Фуидж показалось, что они летят к богу, а её сердце радостно выстукивало: – На-ин, люб-лю.

   Сколько слёз пролила Фуидж из-за этой любви.

  -Откуда она берётся? Никто не знает или люди, пережившие это чувство, просто не хотят говорить? Почему случается, что сегодня нормальный человек (не влюблённый), завтра становиться сумасшедшим и может совершить такие поступки, которые он никогда и ни за что не совершил бы не заразившись этой заразой? Почему, его жизнь вдруг кажется ему совершенно бесполезной без любви той, или того и он готов определённо сунуть свою голову в петлю за эту ему самому непонятную любовь?

   Фуидж не знала ответа на эти вопросы, да и сейчас это было не важно, важно было то, что она любит и любима и определённо запросто может сунуть голову в петлю, подчиняясь этой коварной болезни, под названием любовь. Ох, как мечтала Фуидж об этом моменте! Особенно часто она представляла их свадьбу. Её, в белом платье и украшенную семейными ювелирными украшениями, переходящими по наследству, отец и мать выведут на крыльцо дома, а во дворе их уже будут ждать приглашённые гости. Вот появляется процессия жениха и эта процессия с шумом, песнями и шутками, весело вваливается во двор невесты. Отец и мать Наина подводят его к крылечку и просят Фуидж ответить люб ли их молодец её сердцу. Конечно, люб, но бывали случаи, что невесту силком выдавали замуж и тогда те, кто не хотел подчиниться, кричали в лицо жениха: Нет. Свадьба расстраивалась. Было такое и не раз. Но это не про неё, она тихо ответит – да.

   Затем молодожёны должны встать на колени перед родителями и просить их благословить их союз, а те по сложившемуся обычаю должны посыпать их пшеницей и жрец храма торжественно заключает: – Да пусть боги хранят ваш союз. После чего все кинуться к ним, поздравлять, и весёлая процессия двинется по узким улочкам на пристань. Этого момента с нетерпением и ждут те, кого не пригласили на свадьбу, потому, что всем встречным будут наливать вино и просить выпить за любовь. Самые жаждущие вина, будут делать несколько кругов, что бы опять нечаянно встретить процессию. На пристани молодых посадят в наряженную лодку, и гребцы вынесут их на самую середину красавца Нила, где они должны бросить в воду два венка из цветов. Существует примета, если волны или течение разнесут их в стороны, то счастья молодым не будет. Но зачем тогда с молодыми друзья в лодке? На случай надейся, а сам не плошай и они, верные друзья, перед тем как бросить венки в воду, незаметно стянут венки льняной ниткой и все будут рады видя, как два венка, словно голубки, бок об бок поплывут по волнам обещая жениху и невесте счастье. И только потом, вся процессия будет гулять в доме жениха два, а то и три дня.

   А в это время, в доме Фуидж решалась судьба свадьбы. В связи с необычным состоянием дел, это совещание родителей было похоже на военный совет. Конечно, Бахан и Сербай были полководцами, а их жёны Малис и Молин простые снабженцы. Решалась тяжелая, и казалось не решаемая задача, как собрать свадьбу за несколько часов. Задача боеприпасов, то есть снабжение праздника вином и провизией решалась пусть не легко, но решалась, а вот, как собрать всех родственников, друзей и знакомых в будний день, не имела решения.

   От безысходности, полководцы попросили подкрепления в виде бутылочки хорошего вина, но это предложение было с возмущением отвергнуто, и вдобавок их обвинили в саботаже и срыве свадьбы.

   В самый разгар планирования, в комнату осторожно заглянул телохранитель Бахана и стал делать ему сигналы, прося выйти. Бахан отмахнулся от него, но тот, не смотря на это, продолжал делать знаки. Хочешь, не хочешь, Бахану пришлось встать и выйти с ним во двор. Через минуту он вернулся и был необычно мрачен. Подойдя к столу, из-за которого на него смотрели три пары вопросительных глаз, он проговорил: – Свадьбы не будет, объявлен траур, в столице убит сын Фараона.