Они поднялись по лестнице, и герцогиня направилась в свой будуар, находившийся рядом с парадной спальней, которую она занимала.

Будуар был наполнен благоуханием цветов из оранжерей, разместившихся во внутреннем парке замка, и ароматом экзотических французских духов — этот запах следовал за Айрис, куда бы она ни шла.

— Надо подумать, — говорила герцогиня, подходя к секретеру, стоявшему возле окна. — Едва ли его милость останется в поместье надолго, так что, пожалуй, лучше отправить ему приглашение с грумом. Я сейчас напишу, а ты отнеси его в конюшню и вели Хаксли немедленно отвезти его в Уинсфорд-парк.

Сорильда ждала, понимая, что ей дадут это письмо для того, чтобы дядя узнал о званом обеде, когда отменять его будет поздно.

Пока герцогиня писала, Сорильда огляделась вокруг и отметила, что Айрис собрала в этой комнате все самое лучшее и ценное в замке.

Здесь были миниатюры, изображавшие герцогов Нан-Итонских начиная с эпохи Тюдоров, усыпанные бриллиантами табакерки, подаренные предыдущему герцогу принцем-регентом, часы из оникса со стрелками, украшенными драгоценными камнями, и такие же подсвечники. Прочие многочисленные objets d"art10 украшали гостиные, прежде чем были перенесены сюда.

Сорильда признавала, что все они служили прекрасным фоном для красоты Айрис, но вместе с тем, как и много раз до этого, задавала себе вопрос: почему женщина с таким изумительным лицом и прекрасных пропорций телом не имеет души и сердца им под стать?

Не одной ей в замке приходилось несладко из-за властолюбивых замашек Айрис, не одна она пострадала из-за привлекательной внешности. Служанки, за которыми не было иной вины, кроме миловидного лица, оказались выдворенными без всяких рекомендательных писем; Сорильда знала, что и ее ждала бы такая же участь, если бы Айрис могла избавиться от нее подобным способом. Герцогиня закончила письмо, вложила его в конверт и запечатала.

— А теперь, Сорильда, поторопись на конюшню, — резко сказала она. — Отдай записку Хаксли и не трать понапрасну времени возле лошадей, а сразу возвращайся сюда.

Сорильда не ответила. Она взяла записку и пошла к выходу. Дойдя до двери, она обернулась и в глазах герцогини увидела выражение, заставившее ее вздрогнуть.

«За что она так меня ненавидит?»— спрашивала она себя, спускаясь по лестнице.

В одном из огромных зеркал в золоченой раме она увидела свое отражение и подумала, насколько жалко выглядит по сравнению с элегантно одетой и красивой герцогиней.

С напомаженными жирными волосами, в тускло-коричневом платье, надетом поверх жалкого подобия кринолина, она выглядела словно воспитанница приюта или продавщица из дешевой лавки.

Единственное, чего Айрис была не в силах изуродовать, так это глаз Сорильды. Такие огромные, что, казалось, заполняли все ее овальное личико, они мерцали зеленым светом в лучах неяркого весеннего солнца, проникавшего сквозь высокие окна холла. Но Сорильда знала, что в глубине их таились печаль и отчаяние, ибо ей было страшно.

«Пройдет время, — сказала она своему отражению, проходя мимо зеркала, — и я стану такой незначительной, что просто перестану существовать».

Эта мысль, словно боль, сидела внутри ее и не уходила, как девушка ни старалась об этом не думать.

Войдя в конюшню, Сорильда отдала письмо Хаксли, старшему конюху:

— Ее светлость просила немедленно доставить его в Уинсфорд-парк.

— Лошадям это неприятно будет, мисс Сорильда, не нравятся им тамошние соперники, — пошутил Хаксли.

Говорил он с ней довольно фамильярно, Сорильда это понимала. Но слуги в замке по-прежнему обращались с ней так, словно она все еще оставалась ребенком, каким впервые прибыла в замок, когда все старались ее утешить.