Я отдавалась ему. Его твердые удары, скольжения каменой плоти внутри меня, крепкий захват снаружи и мягкое проникновение раскачивали во мне сокрушительные тугие волны, будоражили, обволакивали, как река тело, пробуждали что-то потаенное, скрытое, непознанное еще мной, но в то же время тело мое знало, что именно, отзываясь на каждое прикосновение желанного мужчины, заставляя трепетать под горячими ладонями в крепких тисках. Голова закружилась от подступающего глубокого и душного удовлетворения, оно кипящей смолой плескалось во мне, суля разлиться рекой. Задрожав, я застонала, готовая вот-вот сорваться и упасть в раскрывавшее подо мной кипящее жерло, распадаясь на сотни горячих брызг. У меня перехватило дыхание, я ухала вниз. Из моих губ вырвался громкий стон, а потом меня резко подбросило вверх, вынуждая замолкнуть и задержать дыхание.
Я упала обратно на твердую лавку, только оказалась не в руках незнакомца, а объятиях того, чей терпкий горячий смолистый запах пробрался под самую кожу. Ведар, ты? Пытаюсь рассмотреть в темноте предбанника. Он пристально смотрит мне в глаза и держит крепко, будто пытается понять что-то, раздумывая. Его карие глаза под темными взъерошенными прядями затуманены. Крепкий запах браги обдал меня. Я не понимала, что делать: оттолкнуть или, напротив, прижаться еще плотнее, прильнуть к горячим губам. Но Ведар решил все за меня.
3_3
Сам не свой обезумевший и одичавший, будто рассудок потерял, набросился на меня, разомкнув мои колени, разрушая последнюю преграду, разламывая корку льда смущения и сомнения, что еще сковывала мое тело. Я выгнулась ему навстречу, запуская пальцы в завитки волос, потянула, подставляя оголенную грудь жадным и обветренным губам. Его желание било в макушку волной жара, и противостоять ему не было сил, когда он прижался пахом, чуть покачиваясь, как крепкий ясень на ветру, твердой возбужденной плотью. Безумно захотелось ощутить его внутри себя до мучительного стона. И, вместе с тем, страх перед неведомым рассыпался по коже горячими углями, как сотни укусов, когда он касался меня губами и пальцами там, где постыдно и думать. Стыд жег не хуже дыхания и ласк Ведара, распаляя жажду, рождая внутри свинцовую тяжесть. Он обжигал мои плечи поцелуями, стягивал рубаху с груди все ниже. А потом я будто в пропасть упала, от острой боли между ног. Ведар толкался в меня безудержно, целовал лицо, собирая губами влагу, и бормотал что-то неразборчивое, кажется, слова утешения, и его голос звучал как-то сдавленно, обрывисто, рассеянно.
— Приду свататься к тебе, и придется жить не с молодым парнем. У меня дом добротный, не хоромы княжеские, но в тесноте да не в обиде — уживемся. Хочешь такого, Сурьяна? Скажи, хочешь? Ты же умница, Сурьяна, ты достойна лучшего, — бормотал он, сжимая мои плечи, улыбаясь как-то сдавленно и судорожно. А я его почти не слышала, задыхаясь от саднящей боли между бедер и чего-то липкого.
Я вздрогнула, проснувшись, хватаясь за одеяло, как будто и впрямь падала куда-то
— тело ломило ужасно. Не сразу поняла, где я, но очертания клети в тусклом свете все больше проявлялись. Постоялый двор на окраине Дейницы.
«Это все сон, сон, сон», — повторила про себя, кривясь от боли, хватая воздух клочьями. Мгла сновидения рассеивалась помалу, словно туман, таяла, уползала в холодные тени. Отдышавшись, я вновь огляделась в полумраке.
Лавка Ветицы пуста. Видно, вышла по нужде какой. Пахла чуть терпкой гарью угасшая лучина. Пели петухи на заимке, предвещая скорый рассвет. Я потерла шею, сбрасывая таявшие с каждым вдохом оковы сна. Видимо, этот кошмар никогда меня не оставит. Хотелось бы выскоблить из памяти этот злосчастный вечер. Вечер, когда я совершила непоправимую ошибку. Заново испытывая, как давили нещадно грубые руки Ведара, терзали тело, под себя подминали, сковав так, что не вырваться, и как двигался во мне бешено и одержимо, а мне только оставалось терпеть и ждать, когда эта пытка закончится. И сколько было много крови потом. Перед глазами багряные разводы с внутренней стороны бедер.
3_4
Следы я скрыла, и чудо, что никто не увидел, хоть глаза у меня поутру красные и стеклянные были от слез, и губы в кровь искусанные. Конечно, я не хотела идти за Ведара, и то, что случилось между нами, лишь мое помутнение — видно, чей дурной глаз спутал наши дороги вместе под заревом разгорающихся жаром купальских костров. Не хотела я этого, не по своей воле, и по своей — в то же время.
Я повернулась набок, шумно выдыхая, прогоняя воспоминания, но они, как горький дым, заполняли меня, становясь все гуще, ядовитей, что грудь жгло.
Утром Ведара нашли в реке мертвым — утоп. Кто-то даже придумал, что речная дева его заманила и утащила под воду. Только я одна знала, что он был крепко пьян… И после того, как взял меня, пошел к руслу, а я поплелась прочь, спеша спрятаться, забиться куда-нибудь, чтоб не нашел никто.
Да, Ведар напоследок отговорить меня пытался, чтобы не призналась ни в чем домочадцам. Моя тайна, которую ношу уже вторую зиму, так и останется со мной.
Надо же присниться такому. Воспоминания хоть и настигали меня, но уже реже, намного реже, но еще били наотмашь, что порой дыхание вылетало из груди. Лицо мое вспыхнуло, когда сквозь толщу грязного марева пробился образ незнакомца и того постыдного, что снилось мне. Щеки запекло сильнее. Душное волнение прокатилось по всему телу до самых кончиков пальцев рук. Как будто в яви все произошло. И по имени назвал… Сердито поджав губы, я скосила взгляд на гребень, которым с вечера волосы расчесывала, он по-прежнему лежал на столе.
— И за что мне такое, пресветлая Лада? — прошептала глухо.
Полежав еще немного, просыпаясь помалу, я села, выбираясь из-под одеял, опуская босые ноги на прохпадный дощатый пол, встала, соскользнув с постели, медленно прошла к оконцу. Приоткрыв волок, выглянула наружу. С жадностью втянула в себя сладкий, пропитанный нектаром весенним воздух. Стынь утренняя дохнула в лицо, охладив бодряще, встревожив пряди волос, смахивая дурноту и тяжесть.
Холодно-розовый восход разливался костром у самого окоема, разгоняя мглу и темноту. Красивый сегодня восход. Волнующий. Здесь на окраине городища тишина и благодать, а впереди — путь не близкий до Воловьего Рога. До следующего городища теперь далеко, леса и маленькие деревеньки только.
Половицы за спиной скрипнули, я закрыла волок и повернулась, встречая Ветицу сдержанной, но приветливой улыбкой, пряча от вострухи глаза. Та выставила на стол снедь, которую принесла с собой, принудила поесть перед тем, как в седла подняться, все лепетала что-то, но мыслями я уже была в пути. Хотелось уже поскорее вырваться из топких, тревожных воспоминаний.
3_5