В такой вот обстановке и в таком обществе я нахожу его теперь при каждом посещении. По-видимому, он счастлив. Во всяком случае, профессор пополнел и даже помолодел. Я выбиваюсь из сил, чтобы установить с ним контакт, но все тщетно. Вот и сегодня я сделал еще одну безуспешную попытку. Профессора интересуют только пирожки, которые я ему приношу. Опустошив пакет, он отворачивается от меня, блаженно растягивается рядом со своей подругой, и та начинает облизывать его лицо.

– Вот видите, разум можно не только обрести, он может и угаснуть, – говорит кто-то вполголоса за моей спиной.

Я оборачиваюсь – это Корнелий. Оказывается, он меня искал, но отнюдь не для того, чтобы побеседовать о профессоре Антеле. У него ко мне чрезвычайно серьезное дело. Я следую за ним в его кабинет, где нас уже ожидает Зира. У нее припухшие, красные глаза, словно она долго плакала. Похоже, что Корнелий и Зира узнали очень важную для меня новость, но ни он, ни она не решаются мне ее сообщить.

– Что-нибудь с моим сыном? – не выдерживаю я.

– Он чувствует себя хорошо, – поспешно отвечает Зира.

– Даже слишком хорошо, – добавляет ворчливо Корнелий.

Я и сам знаю, что сын у меня великолепный, но вот уже месяц мне не удается его повидать. Строгости еще больше усилились. Зира попала под подозрение, и теперь институтское начальство следит за каждым ее шагом.

– Чересчур даже хорошо! – повторяет Корнелий. – Он улыбается. Он плачет, как обезьяний ребенок... И он начинает говорить.

– В три месяца?!

– О, это всего лишь детский лепет, но он доказывает, что мальчик будет говорить. К тому же вообще он развивается слишком быстро.

Я надуваюсь от гордости. Но Зиру мой блаженный вид счастливого папаши приводит в возмущение.

– Неужели ты не понимаешь, что это катастрофа? – взрывается она. – Теперь его ни за что никогда не выпустят на свободу!

– Мне стало известно из достоверного источника, – медленно говорит Корнелий, – что через пятнадцать дней состоится заседание Большого Совета специально, чтобы принять важное решение относительно вашего ребенка.

– Важное решение?

– Чрезвычайно важное. О том, чтобы его уничтожить, речь пока не идет. Повторяю: пока не идет. Но его отнимут у матери.

– А я, я его смогу видеть?

– Для вас это абсолютно исключено, для вас в первую очередь! – неумолимо отчеканивает шимпанзе. – Однако позвольте мне продолжить. Мы собрались здесь не для того, чтобы предаваться сожалениям, а для того, чтобы действовать. Итак, я получил точные сведения. Вашего сына поместят в своего рода крепость, где он будет находиться под наблюдением орангутангов. Да, Зайус давно этого добивается, давно интригует и теперь, наверное, добьется своего.

Тут Корнелий гневно сжал кулаки и пробормотал сквозь зубы несколько непечатных слов. Затем он продолжал:

– Надо сказать. Большой Совет прекрасно осведомлен, чего стоит этот кретин как ученый, однако все делают вид, будто верят, что он на самом деле сможет лучше меня изучить столь исключительный случай, делают вид, ибо этот случай расценивается как угроза для всей нашей расы. И заправилы Совета рассчитывают, что Зайус сумеет решительно избавить нас от опасности.

Я был убит. Неужели мой сын попадет в лапы этого злобного, жестокого идиота? Однако Корнелий еще не кончил: