— Как жаль!
Ты, улыбаясь, взглянул на меня:
— Тебе правда жаль?
Тут я не выдержала, поддалась внезапному порыву. Я встала и долгим, пристальным взглядом посмотрела тебе в лицо. Потом сказала:
— Тот, кого я любила, тоже всегда уезжал. — Я смотрела на тебя, смотрела прямо в глаза. «Сейчас, сейчас он узнает меня!» Я ждала, трепеща от страха и надежды.
Но ты улыбнулся мне и сказал в утешение:
— Из путешествий ведь возвращаются.
— Да, — ответила я, возвращаются, но успев забыть.
Должно быть, в тоне, каким я это сказала, прозвучало что-то необычное, слишком страстное, потому что теперь и ты встал и посмотрел на меня с удивлением и тёплой лаской. Ты взял меня за плечи.
— Хорошее не забывается, тебя я не забуду, — сказал ты и погрузил взгляд в самую глубину моих глаз, словно ты хотел запечатлеть в памяти мой образ. И чувствуя, как проникает в меня этот ищущий взгляд, впитывающий в себя всё моё существо, я подумала, что, наконец, наконец пелена упадёт с твоих глаз. «Он узнает меня, узнает меня!» Душа моя ликовала от этой мысли.
Но ты не узнал меня. Нет, ты не узнал меня, и никогда я не была столь чужда тебе, ибо… ибо иначе как мог бы ты сделать то, что сделал через несколько минут? Ты поцеловал меня, ещё раз страстно поцеловал, так что мне пришлось снова поправить растрепавшиеся волосы. И вот, стоя перед зеркалом, я вдруг увидела — я чуть не упала от ужаса и стыда, — я увидела, как ты украдкой сунул в мою муфту две крупных бумажки. Как я только удержалась, чтобы не вскрикнуть, не ударить тебя по лицу, — ты платил за эту ночь мне, любившей тебя с детства, матери твоего ребёнка! Я была для тебя только проституткой из Табарена, не больше, ты заплатил мне, заплатил! Мало того, что я была забыта тобой, я должна была ещё снести от тебя унижение.
Я начала торопливо хватать свои вещи. Только бы уйти, поскорей уйти, — мне было слишком больно. Я взяла шляпу она лежала на письменном столе возле вазы с белыми розами, моими розами. Тут мной овладело властное, неудержимое желание: я решила сделать ещё одну попытку:
— Не дашь ли ты мне одну из твоих белых роз?
— С удовольствием, ответил ты и тотчас вынул из вазы цветок.
— Но, может быть, тебе подарила их женщина, — женщина, которая тебя любит?
— Может быть, — сказал ты, — не знаю. Они присланы мне, и я не знаю кем. За это я их и люблю.
Я взглянула на тебя.
— Может быть, они тоже от женщины, забытой тобой!
Ты изумлённо взглянул на меня. Я твёрдо смотрела тебе прямо в глаза. «Узнай меня, узнай же меня, наконец!» кричал мой взгляд. Но твой взгляд светился лаской и неведением. Ты ещё раз поцеловал меня. Но ты меня не узнал.
Я поспешно направилась к дверям, потому что слёзы готовы были брызнуть у меня из глаз, а этого ты не должен был видеть. Я так бежала, что в прихожей чуть не столкнулась с твоим слугой. Он проворно отскочил в сторону, услужливо распахнул передо мной дверь, и в этот миг — ты слышишь? — в этот краткий миг, когда я сквозь слёзы взглянула на старика, в его глазах вспыхнул какой-то свёт. В этот миг — ты слышишь? — в этот единый миг Иоганн узнал меня, хотя ни разу не видел меня с моего детства. Мне хотелось стать перед ним на колени и целовать ему руки за то, что он узнал меня. Но я только выхватила из муфты эти ужасные деньги, которыми ты пригвоздил меня к позорному столбу, и сунула их старику. Он задрожал, испуганно посмотрел на меня — в эту секунду он, быть может, больше отгадал обо мне, чем ты за всю свою жизнь. Все, все люди любили меня, все были ко мне добры, только ты, только ты один не помнил меня, только ты один ни разу не узнал меня!