75. Происхождение пашковской ереси. Сектанты не осеняют себя крестным знамением, так как это противно живущим в них духам

Мимоходом помянув о Юме спирите, вы сказали, что, когда жили в миру, вас приглашали на его сеансы; и что, когда вы отказались, о вас сказали, что еще благодать не коснулась вас. — Благодать и Юм как совместимы? Между тем говорившие вам, верно, думают, что в среде спиритов есть благодать. Мне тотчас пришло на мысль, не спиритского ли происхождения и пашковщина? Пашковщина — отродье ирвингийства; а ирвингийство, если не считать его плодом намеренного обмана, нельзя иначе объяснить, как проделками тех же духов, которые морочат и спиритов. Ирвингийство в Санкт-Петербурге носит имя апостольской общины. К ней принадлежал и Пашков, но отделился от нее, или отлучен, по той причине, что он не принимает Таинств, а те принимают. Но хоть он отделился от ирвингийцев в частностях, а в духе остался тем же, то есть лицом, одурачиваемым духами, действующими в обществе спиритов. Про него писали, что он публично заявил, будто ему являлся Христос и велел ему проповедовать. Спиритам духи являются разные и разно. Очень не дивно, что и Пашкову явился какой-либо дух, назвал себя Христом и велел ему проповедать. Вероятным это можно считать потому, что учение Пашкова противно духу Церкви Христовой, коей правит Христос, как Глава ее; и потому не могло быть благословлено и одобрено Христом к проповеданию. И потому еще можно считать вероятным происхождение пашковщины от духов спиритских, что пашковцы не кладут на себе крестного знамения. Почему? Потому что это противно живущим в них духам, силу которых Христос Господь разрушил Крестом.

76. О навыкновении непрестанной молитве. Как покрепче усвоить Таинства нашей святой веры. Как воспринять догматы веры сердцем. О поддержании молитвенной ревности. О помыслах, от врага всеваемых

Упражняетесь в навыкновении непрестанной молитве. — Добре! Но смотрите, не ограничьтесь одного языка приучением к повторению краткой молитовки. Это будет механическое повторение молитвы без молитвы. Вместе с сим приучайтесь держать себя в страхе и благоговеинстве, с сокрушением и смирением. Так имеете себя, как бы вы стояли на Суде пред Господом, готовым изречь последнее о вас решение.

Спрашиваете, как бы покрепче усвоить себе Таинства нашей святой веры. — Надобно перевести их из ума и памяти в сердце, — и крепко будет, ибо тогда они войдут в глубь вашей духовной жизни и сорастворятся с ней, или станут едино с нею. А это вот как делать можно. Приведите на ум какой-либо догмат и то, как исповедание его выражает Святая Церковь определенным словом, и начинайте молиться Господу по содержанию сего исповедания, прося Его вместе с сим дать уму полнее и яснее вообразить целостно весь догмат и напечатлеть его в сердце. Так сделайте ныне, завтра и далее, до тех пор, пока в какой-либо момент, как блеском молнии, осветится ваше внутреннее и догмат восприимется сердцем, как элемент жизни. Это будет свидетельством, что догмат напечатлен в сердце. Так потом сделайте с другим, третьим и всеми догматами. Так они наконец все перейдут в сердце. — От этого такой будет плод, что вас никакое возражение против предметов веры не будет тогда колебать или смущать. Пока у нас вера только умовая, возражения неверов, входя в ум, колеблют основы его, и он, чувствуя под собою почву неспокойною, смущается. А когда догматы сердцем восприняты, тогда сколько хочешь возражай кто, возражения сии, оставаясь в голове, не могут колебать основ веры в сердце и уме, чувствуя себя стоящим на прочной основе, остается совершенно покойным. Это даст ему возможность найти или припомнить противовозражение и отразить нападение; тогда как в первом случае по причине смущения это не совсем ему удается, — и он, чувствуя себя побежденным, скорбь глубокую причиняет сердцу. Когда же догмат в сердце, то хотя бы ум и не отразил нападения, покой веры не нарушается. Это есть великое благо.

Встретили хороший суп, и почувствовали подступы плача. — Чего бы ради? Уж не о себе ли, — что после довольства прежнего, о коем вспомнилось при сем, теперь у вас все скудно. Если так, то это похоже на ропот: будто жалобу к Богу возносите на Бога из-за своего положения. Се не добре! Если возлюбили покаяние, любите и покаянную во всем обстановку, и радуйтесь, что она у вас именно такая.

Прислали вы образчик записки того, что оставило впечатление при чтении. — Добре!

Но что же это на клочке?! Надо тетрадь иметь или переплетенную книгу. А то все разлетится и пропадет даром. Может быть, вы эту выписку сделали на клочке из книги или тетради? Или это у вас черновик, а после переписываете в безопасное хранилище? Ну, этот прием не надежен. Лучше прямо записывать в книгу или тетрадь.

Коснулись вы работ. Как у вас работы не по послушанию, а по своей воле, то вам можно распоряжаться ими так, чтоб они нисколько не отвлекали вас от внутренних деланий. Следуйте в сем святому Исааку Сирианину. Он не благоволит к работе и позволяет ее только в случае нужды, изредка. Ибо она отвлекает на себя ум. Надо особый навык приобресть, чтоб не отвлекала. Не работать нельзя. Есть естественная в ней потребность; однако ж и увлекаться ею не должно. Египетские монахи целый день работали; но умом не отходили от Бога.

«Пройдет ли молитвенная ревность?» — Пройдет, если будете ревновать только о вычитывании молитвословий по уставу. Но не пройдет, если будете возгревать внутреннюю молитву, а напротив, будет все разгораться. Когда внутренняя молитва войдет в силу, тогда она станет заправляющею молитвословием, будет преобладать над внешним молитвословием, даже поглощать его. От этого ревность молитвенная и будет разгораться, ибо тогда рай будет в душе. Оставаясь же с одним внешним молитвословием, можете охладеть к труду молитвенному, — хотя бы вы совершали его со вниманием и пониманием: главное — чувства сердца молитвенные.

«Мысли, — говорите, — улеглись». — Какие мысли?! У врага такая тактика, что когда кто грешным помыслам не дает ходу, а тотчас их отсекает, то он от них переходит ко всеянию помыслов пустых и праздных, чтоб отвлечь от помышлений духовных, живительных, — а между тем высматривает, нельзя ли как ухитриться сманить и на помыслы страстные. Так, может быть, у вас нехорошие помыслы улеглись, а пустые все бурлят. В таком случае это половина дела. Надо добиваться до конца, чтоб и простые помыслы не роились в голове.

77. О тщеславии. Не поддавайтесь смутительным помыслам — они всегда вражии, хоть и кажутся очень правыми. О пользе самообвинения. Как должно обходиться со всеми лжеучителями и ложью

Каетесь, что, беседуя с одной инокиней, увлеклись желанием блеснуть своим пониманием духовной жизни. — Дурно, что увлеклись; но хорошо, что заметили и жалеете о том. Приложите еще твердое намерение вперед не поддаваться этой пустой страсти. Это есть тщеславие или желание выставиться: «Знай наших». Оно относится к области гордости, но отличается от нее очень, и в проявлениях мягче, но незаметнее. Гордость идет об руку с властолюбием, командованием и презрением других; а тщеславие — родная сестра человекоугодия, то и другое рождают лесть и лукавство друг пред другом, не злонамеренное однако ж. Тщеславие премного объятно и числа нет его оттенкам. Оно и прежде дела бывает, когда побуждает сделать что с целью озадачить, и в продолжении дела прицепляется, и после дела гонится вслед, чтоб отнять цену его. Прописываю сие в руководство на будущее. Учитесь все, и большое и малое, творить во славу Божию, всегда имея в мысли Бога пред собой.

«Было у меня некое неприятное смущение от одного лица, — и все меня понукало пойти и покрупнее поговорить ему. Все боролась, отражая эти нападки молитвою Иисусовою. Наконец, когда стихло смущение, я сходила, смиренно объяснилась, взяв некую часть вины на себя, и мир установился». — Се добре! И никогда никакому смутительному помыслу не поддавайтесь, и ничего никогда по таким помыслам не делайте. Они всегда вражьи, хоть и кажутся очень правыми. Вражья и правда — кривда, и всегда обращается врагом на зло нам. И что взяли часть вины на себя — добре. И всю бы можно было взять. Читайте о сем у святого Дорофея. У него и примеров несколько приводится, как бывало, что лишь кто из раздоривших принимал вину на себя, то же приходило на ум и другому, — сходились и, виня себя один пред другим, восстановляли между собой братский мир. В этом самообвинении большая лежит тайна духовной жизни.

Пишете: «Пришлось мне быть свидетельницей разговора о письмах в Санкт-Петербург по поводу тамошних еретичеств; нашли в них одну вину — бранчивость: крикуны, ротозеи, мыльнопузырники, и еще какие-то». — Вы же сами как смотрите на эти слова? Напрасно не написали этого. Приходится заключить, что и вы с ними согласны, только, может быть, извиняете как-нибудь эту бранчивость. Извольте же удостовериться, что это совсем не бранчивые слова, а характеристика пашковщины. Если слова, коими по необходимости пришлось выразить эту характеристику, не красивы, вина в этом падает не на писавшего, а на инакоучащих, что выдумали такое учение, которое и назвать нельзя добрым словом. Говорить, что в письмах брань, начали сами пашковцы, другие поверили и твердят не читавши. Бранчивых-то слов во всех письмах только и есть, что вы прописали. Есть ли толк твердить, что в письмах одна брань?! Притом каждое слово присказано после объяснения какой-либо стороны их учения. Что они крикуны, сказано после объяснения, что они выкрикивают один стишок и что с криком этим мычутся по Санкт-Петербургу. Что они ротозеи, сказано после объяснения, что, отвергая богоучрежденные Таинства, они чают получать благодать, лишь рот разинув. Что они мыльнопузырники, сказано после объяснения, что все их учение красно на вид, пусто и нисколько не прочно, как и мыльный пузырь красен, но пуст и непрочен. Названы они еще лежебоками. Это потому, что, по-ихнему, ничего не нужно, кроме веры. Верь только, и все уж необходимое ко спасению в сем самом акте веры имеешь. Вот как есть. Если не хотят слыть под такими титлами, пусть бросят это пустое и пагубное учение.