А я вернулась из театра раньше 12, закусила, разделась, умылась, надела халатик и села тебе писать. Буду так делать каждый вечер, если не очень буду уставши. Завтра или послезавтра получу от тебя весточку.
Каждый раз, как иду или еду по Дмитровке и мимо Страстного монастыря, вспоминаю, как я там ездила с тобой, отвозила тебя домой, и как нам хорошо было ехать. Мне без тебя пусто, пусто, — твое лицо еще так живо передо мной, так ясно слышу голос твой. А приду к Маше — и совсем тоскливо!
Вчера вечером я наконец была в бане, вымыла свою гриву, и теперь попугала бы тебя ведьмой как следует! Потом сидела, болтала с своей приятельницей Ольгой Михаил. — помнишь? Я ее больше месяца не видала, всех бросила, пока ты был здесь.
Сегодня была занята целый день. С 12-ти репетировала «Сестер», и довольно кисло, «сам» немножко прихворнул, не приехал. Судьбинину сделал выговор Влад. Ив. за то, что не знал наизусть 1-го акта, тот по обыкновению надерзил — как это противно! По-моему, ему не след играть Вершинина — вульгарен. Он, верно, чувствует, что он подставной, и халатно относится к роли [167]. Потом репетировали — о ужас — «Чайку»! Раевская больна и ее заменяет Павлова — ты ее не знаешь [168]. Кажется, будет хороша.
Обедала у Маши. Она, бедная, не спала всю ночь, и потому лежала, и я вздремнула, т. к. немножко как будто простудилась. А с Машей что-то творится все это время, я уже давно подмечаю.
«Мертвых» играли, кажется, недурно. Маша была и смотрела с интересом. Тебе надоело, наверное, о театре? Ну, будет, милый, хороший мой!
Я все вспоминаю свои слезы — не смейся — как я хорошо, тепло плакала! Я счастлива, что могу еще так плакать. Что у тебя на душе? Не надо только гнета, не надо едкой тоски; отдыхай, будь покоен за меня, набирайся здоровья, сил, пиши, работай, посылай мне письма, думай обо мне, питайся хорошенько, живи с комфортом и жди меня — во, сколько дел!
Целую тебя и горячо и нежно, спи хорошо, не грусти, любуйся на европейскую жизнь.
Твоя, твоя
Посылаю лепесточки с моей азалеи.
Влад. Ив. собирается ехать в Ментону, наверное там увидитесь [169].
Твоя
А. П. Чехов — О. Л. Книппер
Актрисочка моя чудесная, ангел мой, жидовочка, здравствуй! Только что приехал в Ниццу, пообедал и вот первым делом пишу тебе. Вот мой адрес: rue Gounod, Pension Russe, Nice, a для телеграмм — Pension Russe, Nice. Голова кружится от дорожного утомления, сегодня ничего не стану писать, напишу завтра, а сегодня только позволь поцеловать тебя 10 000 раз, деточка моя. Идет дождик, но тепло, удивительно тепло. Цветут розы и цветы всякие, даже глазам не верится. Молодые люди в летних пальто, ни одной шапки. У меня перед окном арокария, такая же, как у тебя, только с большую сосну величиной, растет в земле.
В Вене было скучновато; магазины были заперты, да и ты велела остановиться в Hotel Bristol’e. Этот отель, оказывается, лучший в Вене; дерут чертову пропасть, не позволяют в ресторане читать газеты, и все разодеты такими щеголями, что мне было стыдно среди них, я чувствовал себя неуклюжим Крюгером [170]. Ехал я из Вены на express’e в I классе. Лупили чертовски, как птицы. У меня было отдельное купе.
Ну, будь здорова, дуся моя. Да хранит тебя Бог и ангелы небесные. Не изменяй мне даже в мыслях. Напиши, как идут репетиции. Вообще пиши как можно больше. Умоляю.
Твой
А. П. Чехов — О. Л. Книппер