А в Гурзуфчик съездим? [149]
Жму руку, шлю тепленький привет.
А. П. Чехов — О. Л. Книппер
Милая, восхитительная актриса, здравствуйте! Как живете? Как себя чувствуете? Я, пока ехал в Ялту, был очень нездоров. У меня в Москве уже сильно болела голова, был жар — это я скрывал от Вас, грешным делом, теперь ничего.
Как Левитан? [150] Меня ужасно мучает неизвестность. Если что слышали, то напишите, пожалуйста.
Будьте здоровы, счастливы. Узнал, что Маша шлет Вам письмо, — и вот спешу написать эти несколько строк.
Ваш
О. Л. Книппер — А. П. Чехову
Доброе утро, дорогой мой! Как провел ночь?
Я сейчас встала, умылась, напилась скверного кофе и села писать. У меня объявились две компаньонки к моему великому огорчению: одна пожилая — до Харькова, другая полька с плоским лицом, лежит еще наверху, но думается, что противная. Куда едет — не знаю.
Вагон трясет сильно. Вчера, как рассталась с тобой, — долго смотрела в темноту и много, много было у меня в душе. Конечно, всплакнула. Я ведь так много пережила за это короткое время в вашем доме. Я сейчас и писать не могу толком, только думаю обо всем бессвязно. Вчера жутко было одной остаться от всего, что сразу нахлынуло на меня. Думала все о тебе — вот он едет на конке, вот он у Киста [151], почистился и пошел скитаться по городу.
А как мы славно вчера ехали [152], — правда? Мне так приятно вспоминать — а тебе тоже, а? Милый ты мой, милый!
Пишу и гляжу в окно, — ширь, гладь, и мне приятно после южной пряной красоты. Будущее лето мы с тобой постараемся пожить на севере, хорошо? Коли не удастся — что делать! Помечтаем пока.
Мне странно будет приехать домой — я не буду себя чувствовать дома у нас.
Как провел время в Севастополе? Напиши. Фу, как толкает — невозможно писать.
В три часа будем в Харькове — опущу письмо, пошлю телеграмму домой, пообедаю.
Вспоминаю Гурзуф и жалею о многом. Ты меня сейчас немкой выругаешь — правда?