Деревья расступились, и я оказался на полянке, где самая шустрая часть отряда уже посбрасывала рюкзаки и толпилась вокруг Игоря, ловко орудующего ножом. Мой оголодавший организм моментально учуял запах шпротного паштета.

Хотелось повалиться на землю, но я через силу заставил себя улыбнуться. Прижался рюкзаком к ближайшей сосне и вытащил руку из одной лямки. Потом из второй. Вредный рюкзак вывернулся и упал на переплетение сосновых корней. Плечи пронзила боль облегчения. Да уж, есть только одно похожее ощущение — когда промерз до костей, заходишь в тепло и хватаешься закостеневшими пальцами за батарею. Становится больно и хорошо одновременно. Так и здесь.

А место-то, похоже, и правда обжитое. Сняв рюкзак, я смог, наконец, снова воспринимать окружающий мир. Посеревшие от времени бревна были сложены большим квадратом. На ветках в нескольких местах висели рваные кеды. На краю поляны — вбитая на кольях в землю табличка со стрелкой и надписью «Соболья застава». А под ней — потемневшие остатки фанерки. Судя по следам, когда-то на ней писали свои имена проходящие здесь туристы.

Я получил два полагающихся мне бутерброда и кружку воды и уселся прямо под той сосной, где упал мой рюкзак.

Как ни странно, чувствовал я себя совсем не так плохо, как мне казалось несколько минут назад. Если не считать стертой пятки, все остальное пришло в норму гораздо быстрее, чем я мог себе представить. Жирный и невкусный шпротный паштет, который я в обычной жизни не ел уже лет, наверное, десять, здесь оказался прямо-таки деликатесом. Силы вернулись почти моментально. Прямо как в компьютерной игре.

Хорошо быть молодым, все-таки!

— Ну что, все поели? — спросил Сергей Петрович.

— Это нечеееестно, — заныли девчонки, пришедшие на поляну последними. — Мы же еще не отдохнули...

— Надо было шагать быстрее, а не плестись там в хвосте! — заявил Марчуков, который скакал по поляне как козел, изображая... не знаю кого. Вот уж кому дурацкий рюкзак никак не помешал вообще...

— Под рюкзак! — скомандовал Сергей Петрович, сам же первый и выполняя свою команду.

Идти и правда стало легче. Не сразу, правда. В первый момент, когда я снова впрягся в неудобные лямки рюкзака, мне захотелось взвыть от боли. Казалось, что ключицы потрескались по всей длине. Но буквально через минут пять боль прошла. Ну или, точнее, не совсем прошла, а просто я как-то перестал обращать на нее внимание. Наверное потому что путь наш стал по меньшей мере, интереснее. Узкая тропка была окружена уже не пыльными кустами, а вполне авторитетными толстенными соснами и какими-то лиственными деревьями. Осины? Вязы? Ясени? Фиг знает, я так и не выучил точно, как именно они все называются.

Потом тропа пошла вверх, похоже, мы взбирались на возвышенность вроде холма или сопки. Настоящих гор вокруг Новокиневска не было.

Я поднажал и вырвался из отстающих в авангард. Правда, довольно быстро об этом пожалел, потому что мне тут же вручили брезентовый сверток палатки. Переходящий приз, ага. Сначала я волок его за пришитую к боку тюка лямку. Пипец, неудобно, конечно! Пришита эта «ручка» была не строго по центру, так что один край все время перевешивал. Ну и весила палатка килограммов, наверное, пять. Так что перетягивала на один бок мою и так не очень уравновешенную фигуру. Тогда я обхватил ее обеими руками и прижал к себе. Стало удобнее, но ненадолго. Оставленные в покое лямки рюкзака жадно впились в мои плечи и принялись из грызть.

Блин, и зачем я полез геройствовать? Плелся бы себе в хвосте колонны... Вряд ли кто-то пришел бы туда искать меня, чтобы палатку вручить...

— Эй, а чья очередь нести масло? — раздался откуда-то спереди голос Баженова. — Я уже замаялся с этим котелком!

О, точно! Еще же масло в воде! Я представил тонкую ручку котелка, врезающуюся в ладонь и покрепче обнял свой брезентовый тючок.