— Оставшаяся часть восемнадцатого?

— На экспертизе. Пришлось отдать. Я сам отрезал ножницами правую часть одного листа. Там только окончания строк с одной стороны и начала строк с другой, понять по ним что-то весьма проблематично.

— Хорошо. Хотя хорошего мало. Что уже удалось выяснить?

— Конверт и марка — самые обычные, можно купить в любом почтовом отделении. Адрес на конверте написан от руки чернилами синего цвета. Почерк, предположительно, детский либо женский. Адресовано просто «в редакцию», без уточнения отдела или сотрудника. На конвертах тем же почерком написано и подчёркнуто слово «СРОЧНО», отчего конверты и были вскрыты уже сегодня, хотя обычно подобная анонимная корреспонденция может ждать своей очереди неделю и даже больше. В общем, снаружи — самое обычное письмо. Всё интересное, помимо содержания, я имею в виду, находится внутри.

— И что там интересного?

— Вот, взгляните, — Мюллер достал из папки обрезанный с одного края лист и протянул его Гейдриху. — Во-первых, бумага. Как видите, бумага весьма высокого качества. Однако, по словам экспертов, бумага данного сорта промышленно нигде в Рейхе не производится, и они даже сомневаются, производится ли такая бумага вообще хоть где-нибудь в мире. Возможно, какая-то опытная либо ограниченная партия. Во-вторых, способ печати. Начну с того, что набрать и отпечатать текст столь мелким шрифтом — технически не самая простая задача. Кроме того, текст вообще не отпечатан. То есть, он отпечатан, конечно, но не в типографии. С первого взгляда кажется, что здесь мы имеем дело с типографской печатью, но это не так. Способ нанесения краски на лист не имеет ничего общего с типографским, какой-то совершенно иной, неизвестный нам принцип. Тем же самым неизвестным способом, каким на бумаге воспроизведены буквы, сделаны и иллюстрации. То есть и буквы, и иллюстрации сделаны одним и тем же способом. Фактически, каждая буква тут — не буква вовсе, а крохотный рисунок в форме буквы.

— Как такое может быть?

— Не знаю. Краска, которой сделаны надписи и иллюстрации, всё ещё исследуется, по ней ничего сказать не могу.

— Это всё?

— Нет. Отпечатки пальцев. Конверты брало в руки слишком много людей, там всё глухо. Но на собственно листах кое-где отпечатки пальцев сохранились. Прошу извинить за столь плачевное состояние некоторых листов, группенфюрер. Поиски отпечатков пальцев на бумаге для самой бумаги весьма вредны. Но зато теперь у нас есть кое-что.

— Нашли?

— Да. Есть отпечатки трёх комплектов пальцев. На каждом, абсолютно на каждом листе есть отпечатки пальцев человека, которого мы условно назвали Альфа. Его отпечатки пальцев, как правило, встречаются на нижней и верхней части листа. Такое впечатление, будто он эти листы брал и по одному зачем-то переворачивал.

— Чтобы напечатать текст на тыльной стороне?

— Возможно, я тоже подумал об этом. Второй человек, названный нами Бета, брал в руки одиннадцать листов из восемнадцати. Кроме того, на одном из конвертов уцелел фрагмент отпечатка пальца Беты. Вероятно, именно он бросал конверты в почтовый ящик.

— А третий?

— Отпечатки третьего, Гамма, встречаются только один раз. Зато это очень хорошие и качественные отпечатки пальцев левой ладони. Отчего-то прямо в центре страницы. Он не держал лист, а опирался на него рукой.

— Ваши действия, Генрих?

— Почтовое отделение, куда первоначально попали письма, установили легко. Туда выехала группа. Они пройдут по адресам почтальонов, забиравших письма из почтовых ящиков, допросят их, и попробуют установить, в какой именно ящик бросил письма Бета.

— Вряд ли это получится. Если только он не идиот.

— Это дилетанты, шеф. У нас есть шанс.