Секретарь забрал подписанные бумаги. Генерал строго мне:
– Ты, что же думаешь? У ВВС касса бездонная? Пять новичков твоих и одного Коротков присмотрел. Изотов поможешь Короткову встретиться со всеми по списку. Свободен. А тебя Жаров огорчу. Не прошла твоя идея про ООН. Мне замминистра популярно объяснил, что САСШ и с нашим вето продавят там любое своё решение. Новые идеи есть? Какая артель? Сувениры, спортивная форма? (огорчённо) Да у меня и так деньги в песок утекают… Что? Большая прибыль? Ладно, на бумаге напиши – отдай Изотову. Ещё? Какой вопрос? Излагай.
– Первое. Приснилось мне, что я пилот американского истребителя. В небе вижу самолёты противника и стрелять начинаю пока они молчат. Ведь у меня прицел связан с радиодальномером. Если промазал, просто делаю вираж и ухожу пока противник не начал прицельно стрелять. Второе. Я корейский танкист. На позиции полка сбросили огненные бомбы…[55] Я внутри танка – мой танк в огне. Я двигаясь рывками сбрасываю с брони горящие мешки с землёй. Торможу у реки и всем экипажем облепляем горящие места мокрой глиной. Водой не потушишь. Наши танки далеко друг от друга и остальные не пострадали. Пехота в противогазах, сбрасывая горящие брезентовые накидки и перчатки, ныряет в жидкую глину у реки. На голом теле остаётся лишь ремни на которых носятся боеприпасы, нож и пистолет.
Я перевожу дух, глядя как Василий Иосифович заканчивает строчить в блокнот, и продолжаю:
– Наш начальник общежитий в академию учиться идёт, а он у нас, как мать Тереза – наша совесть, поддержка и опора… Замена нужна. Вот бы хромого старлея… Стрелкова… в начальники общежитий.
– Ты Жаров как эта… мать… Как? Тереза? Как мать Тереза обо всех печёшься. И откуда ты про церковных персонажей знаешь? Я не знаю, а ты знаешь. Что? Читаешь? Карму улучшаешь? И мне надо? Ну, ты наглец. У меня дел полно. Гуляй, Вася. То есть Юра. (улыбается) Всё. Свободен. Будет, что новое – лично докладывай… Ну и лейтенанты пошли…
Прибежали мальцы. Вызвали из общежития. Повезло. Кент к Верке днём заходил. Довели его до хаты. Завтра покажут. Отдал два червонца. Остальное завтра пообещал. Иду в отделение. Старков открывает фотокабинет. Заходим с дядей Вовой. Объясняю расположение дома. Летёха достаёт карту Марьиной Рощи.
– В архиве за бутылку чего только не найдёшь.
Дядя Вова посмотрев на карту изрёк:
– У них два пути: на Старомарьинку и на железку. Нужно два заслона между сараев ставить. Но, прежде чем всех на уши поднимать – нужно лично убедиться. А то как бы пшик не получился. И это, Саня, тебя по прошлому разу еле отмазали. Давай без жмуриков. А то погоны снимут…
– Владимирыч, я тебя услышал, – хищно скалиться Старков, как волк почуявший запах крови.
26 февраля 1950 года.
В конверт положил советы генералу по Корейской войне. Так на всякий пожарный случай. Если вернусь – пересмотрю и отредактирую. А не вернусь – и так сойдёт…
После пробежки барышни о чём-то шептались, бросая на меня пронзительные взгляды. Сказал им "нет". Так же как и Васечке. Они по-моему обиделись. Ну и хрен с ними. Пойду на дело с проверенными летунами.
Мальцы, получив сотку, выклянчили ещё по червонцу и поскакали в сторону шоссе. Абрамян с Попандопуло оседлали путь усвиставших малолетних шкетов. Я со Старковым отрезаю дорогу к железке. Дядя Вова пошел в местное отделение милиции вызывать группу и усиление. Минут через пять к дому банды подбежал паренёк и простучав в дверь что-то проорал кому-то внутрь. Быстрёхонько свалил в сторону поликлиники.
– Похоже, Юрка, они сейчас попрут. Что делать будем?
– Саня, ты здесь – главный. Но, я думаю, нельзя их упускать. Никак нельзя.
– Лады, – скалясь, говорит Старков, и достаёт нож, потом второй, который протягивает мне – Если на нас выйдут двое-трое – нападём со спины. Колем слегка, валим на снег и держим пока наши не подойдут. По-тихому, чтобы другую часть банды не спугнуть. Ты берёшь переднего… Если выйдет вся банда – я быстро стрельну по ногам до железки и даём дёру за сараи и дальше. Ибо, не фиг. У них автоматы могут быть…
Прошло несколько томительных минут – ничего не происходило. Я осторожно выглянул из-за сарая. Вдали заметил движуху – из грузовика прыгали автоматчики. Оглянулся, матерь божья, барышни наши выруливают и, заметив меня машут ручками. "Дуры, прячьтесь" – громко шиплю и машу рукой на поленницу дров до тех пор пока они за ней не прячутся. Старков утягивает меня за укрытие и тут раздаётся звук ломаемой двери. Старков прислушивается к скрипу снега, и шепчет: "Двое… Сразу за мной."
Звук шагов сначала приближался, затем стал удаляться. Они появились метрах в шести на утоптанной тропинке. Шли тяжелогружёные. Старков рванул с низкого старта. Я следом. В три прыжка пролетел расстояние и почти всадил нож в плечо. Мужик крутнулся, услыхав вопль своей чуйки, и бросив в меня тяжёлый сидор как-то ловко выбил у меня нож. Я врезал ему со всей дури по печени и в подбородок. Тот, перетекая в пространстве, снова ушёл. А тут и мне прилетело. Впрочем это не удар был, а захват. Он, зафиксировав левую руку на воротнике ватника, правой нанёс удар ножом. Точный удар. Бил прямо в сердце. Я двумя руками перехватил руку с застрявшем в книге ножом, и падая потянул бандита в снег. Тот пару раз попытался продавить массой нож сквозь препятствие, но я изо всех сил сдерживал напор. Вдруг вражина сделал обратное движение и выдрал застрявшее лезвие. Оскалился, дохнув перегаром и запахом гнилых зубов, но тут как-то странно дёрнулся вопросительно поглядев на меня. Хватка его ослабла, а из перегарного рта на меня хлынул поток блевотины…