Книги

Петр Струве. Революционер без масс

22
18
20
22
24
26
28
30

Радикальная апелляция к независимости нравственного сознания, столь близкая С. того времени, однако, в строе рассуждений Новгородцева уже имела перед собой готовый горизонт социал-либеральной доктрины, которую С. ещё только предстояло достроить, основываясь на своём социалистическом опыте. Новгородцев говорил:

«То, что мы вносим, то, что мы предлагаем, существует не со вчерашнего дня. Это не туманная социальная динамика, относительно которой ещё не известно, есть ли она или нет; это — вечные основы морального сознания, принципы равенства и свободы, справедливости и любви»[230].

То есть Новгородцев в это время уже имел ясный образ должного там, где С., как ни странно, не мог (и, думаю, так и не смог никогда) предъявить того главного, что собственно и требовалось от человека с марксистским опытом и социалиста, — внятного пафоса социальной справедливости.

Возглавив и отчасти породив русский марксизм как течение, С., по оценке Франка, встал к нему же в оппозицию, породив течение «критического марксизма», которое (видимо, к моменту составления «Проблем идеализма») начало строить «самостоятельную общественно-философскую программу». «Новый строй идей» С., который он поторопился изобразить в качестве итоговых фрагментов своего марксистского сборника статей за 1893–1901 гг., явно со слов самого С., Франк находил в статьях «Право и права» (1901) и «В чём же истинный национализм?»[231], в которых материалистически-классовое обоснование политической (социалистической и либеральной) программы заменялось «философско-этическими» моральными правами и абсолютной ценностью личности. И гласное, что, согласно апологии, объединяло прежний марксизм С. (где свобода личности была подчинена и реализована в следовании научной закономерности) с его «новым строем идей» (где свобода личности ставилась выше материального вообще) — это «последовательное и решительное западничество» и «идея культуры и культурного развития»[232]. Здесь же Франк высказал надежду, что, как и прежде, идеи С. окажут «сильное воздействие на общественное мнение» и «увлекут за собой». Но на практике оказалось, что новое обоснование социального идеала на принципах свободы личности и приоритета культуры пришлось повторить ряд лет спустя, уже в иную эпоху, убеждаясь, что политическая практика перекрывает перспективы свободного творчества. Франк в своей апологии посетовал на отсутствие в сводном сборнике С. его преимущественно научных трудов: предисловия к книге Бердяева о Михайловском, немецкой статьи «Учение Маркса о социальном развитии», работ о крепостном хозяйстве, немецкого же критического отклика на ревизионистскую программу Бернштейна.

В начале 1901 г. в либеральной газете «Право» С. выступил с по необходимости кратким манифестом о том новом образе общественно-политической борьбы, ради которого он разрывал свои партийные связи с классовым марксизмом и вступал в коалицию с земскими, традиционно вполне умеренными либералами. Здесь он, укрывшись за стилистически узнаваемый криптоним, опубликовал статью «Право и права». Находя политическое вдохновение в образце британского парламентаризма и фигуре русского либерального историка П. Г. Виноградова, образ национального возрождения и социалистической политики С. находил в германской практике[233]. Именно вновь апеллируя к ценностям «естественного права», национального освобождения8, С. предлагал традиционному либерализму преодолеть партийные рамки[234] своей борьбы за историческое обусловленное право. Он писал: «правовой порядок ценен не только потому, что он выражает собой господство объективного и бесстрастного права, а и потому, что, благодаря господству этого… права, обеспечиваются важнейшие интересы человеческой личности». Полноту прав человека он соединял с исторической традицией русской «национально терпимой и сильной национальности», но ожидая «усложнения национальной жизни»9— одновременно отвергал и славянофильское отрицание самоценности прав личности, и позитивистскую успокоенность на достижении набора формальных прав, ставя задачу масштабного социалистического и либерального синтеза в понятии достойной жизни (и лица, и нации, намеченного В. С. Соловьёвым10 и впоследствии развитого в дни Революции 1905 г. именно в журнале С. Новгородцевым и И. А. Покровским11 и сподвижником С. по «критическому марксизму» Кистяковским): «Никакая техника и никакой объективный правопорядок не достаточны для великой развивающейся и усложняющейся национальной культуры современной России. (…) Кто мнит задачу достойной[235] национальной жизни разрешить путём усвоения промышленной техники (…) тот питает мечту, которая была бы пагубной и грозила поставить нашу родину… спиной к Европе, если бы она не была совершенно утопической»[236]. Этот новый манифест С. встретил идейную поддержку в либеральной среде. Постфактум С. кратко определил эту свою социал-либеральную программу как революционную борьбу во имя права, а себя отнёс к числу «идейных и практических революционеров во имя начал права, понимаемого в двуедином смысле „Прав“ (т. е. неприкосновенных прав личности) и „права“ (т. е. возможной допустимости только правового преобразования правовых норм). Лежащие в основе этих положений мысли я (…) сформулировал в статье „Право и права“, которая появилась в 1901 г. (…) и тогда же ветераном русской либеральной публицистики и большим юристом К. К. Арсеньевым была признана целой программой. (…) В эту эпоху я был ещё социалистом, но в своей духовной жизни и в своей политической деятельности я и тогда был уже движим прежде всего и более всего любовью к свободе и правовому государству. С тех пор возникла не теория, а практически огромная и роковая проблема соотношения между свободой и социализмом. Эту проблему поставил русский опыт»[237]. Несмотря на острые идейные и личные разногласия с политически близкими ему ортодоксальными марксистами Потресовым, Плехановым, Лениным, удивительно откровенно и эмоционально описанные последним по итогам переговоров с С. и Туган-Барановским об организации газеты «Искра» в декабре 1901, социал-демократическая партийность С. в целом не подвергалась сомнению даже его критиками: даже в ходе II съезда РСДРП в августе 1903 г. Ленин выражал надежду, что «Струве сорганизуется и войдёт в партию»[238].

Перспективы творчества были принесены С. в жертву политической борьбе. Проведя лето 1901 в Твери и Тверской губернии, С. вступил в соглашение с земскими либералами, которые предложили ему организовать и возглавить в эмиграции аналог знаменитых изданий Герцена — финансируемую ими вместе с Д. Е. Жуковским двухнедельную газету «Освобождение» (Штутгарт — Париж, 1902–1905). Поначалу кандидатом на руководство изданием выступал Милюков, не имевший значимого редакторского опыта, но, не желая повторить «судьбу Герцена»[239] — то есть на возможно пожизненную эмиграцию, отказался, порекомендовав вместо себя С. Выехав за границу для организации издания, С. совершил вояж по европейским общественно-политическим столицам, где заручился моральной поддержкой со стороны практически всех знакомых ему ведущих социалистов и решил начать издание в Штутгарте, где издавался теоретический орган СДПГ «Neue Zeit», в партийном издательстве СДПГ. «Освобождение» стало большим и тиражным предприятием, полови на тиража которого реализовывалась в зарубежной Европе, а половина — ввозилась в Россию[240], которое, точно так же, как «Искра», создало вокруг своих корреспондентской и читательской инфраструктуры прообраз социал-либеральной партии — «Союз Освобождения» (1904), в России превратившийся в конституционно-демократическую Партию народной свободы (1905). В приложении к газете, получившей в России, несмотря на нелегальность, чрезвычайно широкое распространение, издавались оперативные «Листки Освобождения» и сборники «Книжки Освобождения», в которых, в частности, в развитие коалиции социалистов и либералов внутри «Проблем идеализма», в качестве политического мыслителя анонимно дебютировал яркий представитель круга московских университетских либеральных интеллектуалов и друг Булгакова Гершензон, вступив в полемику со С. в защиту приоритета морального переворота от его проповеди политической революционности12 и создав тем самым идейную основу для будущего сотрудничества с ним в деле организации сборника «Вехи». Ближайшими редакционными сотрудниками С. в журнале стали историк А. А. Корнилов и Франк. Благодаря «Освобождению», по свидетельству современницы, близко стоявшей к доставке и распространению издания в России, «кружковая известность [С.] в марксистских кругах превратилась в широкую общерусскую известность»[241].

Учредительный съезд «Союза Освобождения» состоялся в швейцарском Шафгаузене в начале августа 1903 года: С. удалось ввести в число его делегатов, кроме себя лично, весь свой круг бывших социал-демократов (в том числе так называемых «экономистов», авторов партийной платформы «Credo»)13, ныне внепартийных социалистов, яркой идейной демонстрацией единства которых стало их авторское участие в сборнике «Проблемы идеализма» (1902) — Бердяева, Булгакова, Д. Е. Жуковского, Кистяковского, Франка. Кроме того, в съезде приняли участие другие социалисты — В. В. Водовозов, С. Н. Прокопович, Е. Д. Кускова, — и близкие С. социал-либералы В. И. Вернадский, Д. И. Шаховской, Новгородцев и С. А. Котляревский. Первый съезд «Союза Освобождения» нелегально прошёл в Санкт-Петербурге в январе 1904 года и избрал его руководящий Совет, в который вошли социалисты Булгаков, Прокопович, В. Я. Яковлев-Богучарский, А. В. Пешехонов, а заместителем председателя стал социалист Н. Ф. Анненский. Логично, что параллельно с этой консолидацией леволиберальной части русского освободительного (то есть антисамодержавного) движения шла организация революционной социал-демократии (РСДРП), перед которой стоял центральный вопрос её самоидентификации как части общего «либерально-демократического» освободительного движения. Проходивший в конце июля — начале августа 1903 года в Брюсселе и Лондоне II съезд РСДРП решал этот вопрос, определяя критерии членства в партии (нормативного или заявительного), которые одновременно либо отделяли, либо не отделяли членов РСДРП от идейных, но не партийных социал-демократов, идущих на политический союз с либералами ради свержения самодержавия. Политическим символом таких социал-демократов и социал-демократической интеллигенции (то есть, прежде всего, столичного студенчества) для делегатов съезда выступал С.: Л. Д. Троцкий говорил на съезде, что задача нормативного членства — отделиться от:

«Тех политически развратных и политически развращающих субъектов „интеллигентной“ среды, которые называют себя социал-демократами, группируют молодёжь и предают её Петрам Струве»[242].

Обсуждая проекты резолюции о либералах, делегаты съезда РСДРП вступили в полемику о роли С. в деле политической ориентации социал-демократии. Авторы одной резолюции — Потресов, Л. Д. Троцкий, Мартов и др. видели простор для политического соглашения с либералами в борьбе против самодержавия и, может быть, именно поэтому не затрагивали персонально фигуру С., авторы другой — Плеханов, Ленин и др., допуская лишь ситуативную и критическую поддержку либеральной оппозиции, уделяли С. особое внимание. Видимо, Плеханов и Ленин, в отличие от Потресова, оценивали влияние С. на интеллигенцию и близкие ей круги рабочих как значительное, угрожающее влиянию РСДРП. Когда на съезде грузинский делегат Н. Н. Жордания выступил с утверждением, что «имя Струве ничего не говорит рабочим», его опроверг Ленин, имевший личный опыт подпольной революционной работы в столице: «Имя Струве слишком известно, и рабочие знают его. (…) нам нужно определённое принципиальное и тактическое отношение [к его деятельности]»[243].

Свою ключевую роль в формировании программы либеральной партии в это время С. использовал для внесения в среду умеренного земского либерализма социалистических требований по разрешению аграрного и рабочего вопросов[244]. Но три года напряжённого политического журнализма бесследно прошли для идейного творчества С. После «кровавого воскресения» 9 января 1905 года (его С. отметил никогда им затем не переиздававшейся статьёй «Палач народа»[245]) растущий революционный процесс и явочное облегчение цензуры в России не дали эмигрантской газете успевать за событиями и конкурировать с легальной прессой внутри России.

Летом 1905 Карл Каутский в русской марксистской газете — нелегальном двойнике нелегального социал-либерального «Освобождения» — «Искра» (№ 97) заявил о С., что тот, по его мнению, даже в либеральной среде «остался социал-демократом». Это вызвало заинтересованное разъяснение самого С., который словно ждал такого повода, чтобы объясниться. С. заявил о себе в третьем лице:

«Социал-демократом он не остался, потому что он отрешился от самых основ социал-демократического мировоззрения. Не перестав быть социалистом в том смысле, в каком были социалистами, например, Милль и Ланге, он критически перестроил всё своё философское, социальное и политическое мировоззрение»[246].

Продолжая начатую в редакции «Освобождения» (1902–1905) и в «Союзе Освобождения» (1904–1905) борьбу за внесение социал-демократических программных требований в области рабочего вопроса, социалистических установок в области вопроса аграрного — в программу русских либералов, после образования кадетской партии, членом ЦК которой он стал в 1906 году, С. не оставил этих усилий, с согласия партии став её главным экспертом и стратегом в рабочем и аграрном вопросах[247]. Здесь С. предлагал начать партийную пропаганду либеральной программы в среде крестьян и рабочих, сотрудничая с социалистами, лоббировал проведение по спискам партии в Государственную думу рабочих и крестьян[248].

В контексте усилий С. в рабочем вопросе остаётся без исследования замалчиваемая всеми без исключения участниками, свидетелями и мемуаристами (и особенно самим С. и его ближайшим другом, сотрудником и внимательным биографом Франком) деятельность С. во главе ежедневной петербургской газеты «Рабочее Слово» и опубликованные им в ней тексты, являющие собой редкие образцы адресованной массам агитационной литературы, вышедшей из-под пера С. Неизбежно утрируя свою мысль и форсируя пафос, он, однако, не может его полностью выдумать, не разделяя его. И потому этот простой жанр неожиданно открывает нам традиционно скрывавшуюся Струве под рационально продуманной риторикой свободы — подлинную страсть справедливости. Можно вполне содержательно реконструировать модерный, культурный, энциклопедически фундированный, национально окрашенный и западнически цивилизованный пафос жизненной борьбы С., как это сделал Франк в своих классических воспоминаниях. Но, думается, и ему не удалось описать не менее важное в С. и в себе самом, то, что сделало их революционерами и социалистами, а затем — подвижниками культурного и религиозного дела, — жажду справедливости. Агитационно искусственные тексты С. об этом в названной газете обречены были трактовать именно справедливость — как бы то ни было — проговаривать подлинное чувство С.

«Ежедневная общедоступная общественно-политическая и литературная газета» «Рабочее Слово» выходила в свет с 31 марта по 16 мая 1906, одновременно с газетой «Дума»[249], которую вёл С., и еженедельником «Свобода и Культура»[250] во главе с Франком, основанном в продолжение закрытого властями еженедельника «Полярная Звезда»[251], главный редактор которого — С. — попал под уголовное преследование за призывы к неповиновению власти и более не мог возглавлять издание. Логично предположить, что редакционно эта газета управлялась теми же С. и Франком. Программа новой газеты, несомненно, написанная лично С. в его узнаваемой стилистике, гласила:

«„Рабочее Слово“, не примыкая ни к одной из существующих политических партий, ставит своей задачей содействие борьбе рабочего класса за его политическое и экономическое освобождение. Борьба эта должна быть озарена светочем великого и всеобъемлющего идеала социализма — или основанной на социальной справедливости трудового общества. (…) Становой хребет всякого крепкого рабочего движения должны составлять профессиональные рабочие организации»[252].

Заявление внепартийного характера газеты, конечно, было лукавством. И не только потому, что она была основана членом ЦК кадетской партии С. и следовала его названным усилиям по привлечению рабочих к этой партии, но и потому, что газета сама не скрывала своё связи с кадетами. Она неизменно публиковала текущую информацию о работе кадетской партии в массах, в первую очередь — среди рабочих. Неоднократно газета печатала и рекламные объявления о подписке на партийное кадетского издание — «Вестник партии Народной Свободы»[253]. Не для рабочего, а для интеллигентного взгляда ясна была и прямая преемственность проповеди С. против взаимно разрушительных действий правительства и революционеров, которые в ходе всеобщей политической забастовки работников в ходе революции 1905 года и её подавления действительно парализовали многие сферы жизни страны. Но С., пожалуй, был единственным оппозиционным политиком с социалистической репутацией, который прямо обвинял революционеров в нанесении экономического ущерба государству. Умалчивая о них, в «Рабочем Слове» С. живописал тяжёлые последствия этого ущерба для самих рабочих, вступая на скользкий путь отрицания забастовочной борьбы — и тем самым на путь прямого содействия капиталистам в их экономических интересах и властям — в их интересах экономических и политических[254]. С другой стороны, С. в программе газеты едва ли не впервые в России выступает с проповедью классовой самостоятельности пролетариата, независимого от партийных манипуляций революционной интеллигенции (имеется в виду — подстрекательства к политическим забастовкам) и в этом качестве предвосхищает анти-интеллигентскую социалистическую публицистику Евг. Лозинского[255], и отчасти повторял анти-интеллигентскую «махаевщину», если она была ему известна. Ясно, что здесь лишь излагает социальную историю инфраструктурной самоорганизации германской социал-демократии того времени, когда ей была воспрещена политическая деятельность в эпоху Бисмарка. Это самоорганизация действительно стала главной основой парламентского успеха СДПГ, надежд Энгельса на мирный переворот и ревизионизма Бернштейна, а затем и прихода СДПГ к государственной власти в Германии в результате революции 1918 года. Несомненно и то, что чрезвычайно влиятельные в России 1917 года профсоюза тоже создавались на глазах С. и создавались как неполитические организации. Ясно и то, что и в этой газете привлекаемая им в предшественники фигура Герцена, равно дорогая социалистам и либералам, в другой, интеллектуальной и политической публицистике используется для формулирования доктрины «компромисса», а не просто исторической глубины революционной борьбы. Но то, что именно С. посреди своей либеральной политики — в специальной газете для пролетариата уделяет всему этому такое внимание, — заставляет думать о не только не отброшенном в ходе эволюции социалистическом слое его мировоззрения, но о вполне живой социал-реформистской природе его убеждений и после революции 1905 года.

Адресом редакции газеты «Рабочее Слово» был объявлен дом 58 по Литейному проспекту Санкт-Петербурге — соседний с домом 60, в котором в 1890-х годах жил сам С. и в котором в 1900-х продолжала жить его бывшая покровительница и спонсор марксистских изданий, включая «Искру», просветительница Калмыкова.

Итак, центром идеологического вещания газеты стал «великий и всеобщий идеал социализма», реализуемый в эволюционной борьбе пролетариата на основе профсоюзного движения. С. (при формально объявленных редакторе А. Тенсе и издателе И. Венедиктове) удалось привлечь к (официально объявленному) сотрудничеству в газете таких опытных и признанных социалистических политических и экономических авторов (В. С. Голубев, Л. Я. Гуревич, В. Э. Ден, Туган-Барановский, Франк, В. В. Хижняков, М. И. Фридман, Г. Н. Штильман, А. А. Яблоновский), что само это исключало «притворный» характер издания, что, кстати, подтверждало и карательное внимание цензуры, конфисковавшей воскресные номера газеты: № 7 от 9 апреля и № 13 от 16 апреля.

Публично, под своим именем, С. и Франк выступили в газеты лишь по одному разу. С., в частности, поделился с рабочими читателями своим социалистическим воспоминанием, которое очень напоминает мемуарное свидетельство Франка и тем указывает, что Франк, утаив свидетельство о газете, невольно воспроизвёл эмоциональный заряд, руководивший С. в тщании быть искренним в этом социал-реформистском проекте, мимикрирующем под классовый орган промышленного пролетариата, при том, что сам С. к 1906 году уже ряд лет как порвал с классовым пониманием марксизма и социализма вообще. Франк вспоминал в 1944 году, тщательно подбирая слова и невольно склеивая в одно свидетельство и (1) марксистскую партийность, и (2) свой со Струве радикал-демократизм периода «Освобождения» и (3) проблему социалистического идеала, который в реальности столь упорно стремились идеалистически обосновать в 1900-е годы Струве и Франк и теоретическое «уничтожение» которого как «конечной цели» отталкивало их от ревизионизма Бернштейна, и (4) вполне ревизионистское «повышение уровня» борьбы рабочего класса ради достижения политической свободы: