— Простите, — я быстро опустил глаза. Я не буду себя переделывать. Я итак каждый Божий день, которых все же немного прошло, ломаю себя, подстраиваясь под окружающий меня мир, вон и словечки мудреные, которые меня память Петькина толкает произносить уже запросто использую, скоро совсем как они разговаривать начну. Ведь чувствую недоумение собеседников, когда рот открываю. Но что я могу сделать, ежели слова сами с языка срываются?

— Не извиняйся, так еще хуже, начинаю чувствовать себя полным дерьмом и ничтожеством, — он покачал головой. — Конечно, научу, это, в конце концов, моя работа. Да, Кац сообщил, что задержится на пару недель, у него какое-то неотложное призрачное дело появилось. Вроде бы он узнал, что есть способ вас разделить, — и он очень осторожно дотронулся до своего виска тут же изобразив, что почесывает.

— Если мне обеспечат тело и возможность жить, а не существовать в зеркалах, то я только «за», обеими руками и ногами, — заорал Петр. — Кого для этого надо убить? Да мы с тобой и девственницу сумеем найти, будь то хоть сама Изида Петровна.

— Да не вопи ты, а то я стану «за» и без всех твоих условий. — Я даже в ухе поковырялся, настолько Петр меня оглушил своими воплями.

— Какой же ты нежный, твое величество, — язвительно парировал Петр. — Уж и голос на тебя в пылу великих потрясений повысить нельзя.

— При Каце и Сусанине меня так не назови, а то сам будешь объяснять, что ты имеешь ввиду, называя меня величеством, и что мы не планируем дворцовый переворот со сменой династии, — Долгов отошел от моего стола, за который тут же приземлились Карамзин, Наташка и Назарова.

— Я думал, что он никогда не уйдет, — Назарова покосилась в сторону отошедшего наставника.

— Петя, ты такой молодец, я так рада, что ты, наконец-то, становишься настоящим мужчиной. Дед будет тобой гордиться.

— Петька, я даже не знал, что ты так классно стреляешь. Если бы не чары, то от Долгорукого лишь длинный труп остался, прямо в сердце, бах, — Митька изобразил пальцами выстрел из пистолета.

Они заговорили все одновременно, и я очень быстро потерял нить разговора, поэтому предпочел начать уже завтракать, а то, если я, сидя за столом в столовой, останусь без еды, то это будет уже слишком. Почувствовав, что утолил первый голод, я повернулся к Карамзину.

— А ты где болтался? Я, когда переодеваться заходил, тебя не видел в комнате.

— Как это где, я рассказывал приятелям удивительную историю дуэли, на которой Ванька Долгорукий умудрился не просто проиграть, но и, похоже, его задница лишилась девственной чистоты, потому что вид у Изиды был такой, что мне даже на мгновение стало его жалко.

— Никто не знает, что Изида сделала с Ванькой, — шепотом спросила Ольга, наклоняясь к нам поближе.

— Понятия не имею, — пожал плечами Карамзин, и я повторил его жест. — Мы с Петькой и Миних совершили очень грамотное тактическое отступление, оставив поле боя за Изидой и ее жертвами. Но, чисто теоретически я могу спросить у Шереметьева. Наши поместья рядом стоят, соседи как-никак, да и кланы наши никогда не враждовали. — При этом он стрельнул глазами в Наташку, а та, вместо того, чтобы отшить наглеца, только хихикнула, пальнув глазами в ответ.

— Кха-кха, — я отодвинул пустую тарелку и выразительно посмотрел сначала на сестру, а потом на друга. — Вы это, не увлекайтесь, а то мне не хотелось бы демонстрировать, как метко я стреляю, уже на тебе, Митяй, — и я стукнул подавившегося Карамзина пару раз по спине. — Ты кушай, кушай, а то мы почему-то очень редко заглядываем в этот храм чревоугодия. Так ведь и с голодухи помереть можно, а мне все же хотелось мяса на кости нарастить.

— Ну ты и ханжа, — протянула Наташка в ответ на мое предупреждение. Вот что за привычка у нее вступаться за сирых и убогих: то за меня вступится, то вот за Карамзина. Неужто не понимает, что только хуже делает? Надо снова с ней воспитательную беседу провести на тему: что дозволительно сестрице говорить, а что следует и в себе придержать. — Я-то думала, грешным делом, что у тебя девушки не было, потому что ты был конченный задрот, и что теперь все изменится, но, нет, оказывается, ты просто метишь в святоши. Только хрен тебе, дед ни за что тебя в Божьи воины не отпустит. Сейчас, когда ты начал меняться под его влиянием, думаю, что вопрос с наследованием места главы клана Романовых, практически решено в твою пользу, — вот тут я чуть не подавился, потому что начал пить чай в тот момент, когда Наташка начала мне дерзить. Ставить сестру на место перед посторонними не хотелось, но то, что она сказала в итоге, слегка выбило меня из колеи, но одновременно дало ответ на вопрос о правах наследования — они оказались такими же, как и в моем мире, то есть все, даже сам император мог назначить своим наследником кого угодно, кого сам пожелает, только обосновав свой выбор. Недаром же меня Ванька во время моей болезни хотел заставить подписать фальшивое завещание, в котором я на царствование оставляю сестрицу его, Катьку, потому что она в то время моей невестой числилась, обрученной по всем правилам.

— Плохо только, что женщины не могут наследовать, — несколько меланхолично добавила Назарова. Она, похоже, изменила мнение насчет меня, как еще объяснить тот факт, что сама, без малейшего давления села ко мне за стол и даже включается в нашу беседу. А может быть, Долгов был прав, и я оказался единственным, кто нормально ее воспринимает. Наташка против меня никогда не попрет, а Карамзину, похоже, на все плевать, лишь бы девушка, составляющая ему компанию, была красивой. Ольга Назарова, хоть и не соответствовала моему вкусу, была красивой: шатенка с теплыми карими глазами и ямочками на щеках, когда улыбается. Хорошенькая, на куклу чем-то похожа.

— Женщинам нельзя большие посты занимать, — вот тут Карамзин меня удивил, если честно. — Все время смотреть на нее и ждать, куда ей моча, совместно с ПМС в башку ударит? Ну уж нет. Более агрессивных и склонных к разрушению правительниц, чем женщины сложно придумать, только уж откровенные психи. И не потому что женщина глупа, нет. Гораздо опаснее, если она умна, амбициозна, и... как и все не умеет контролировать свое настроение, особенно в определенные периоды своей жизни.

— Философ, мать его, — хохотнул Петр. — Но в чем-то он определенно прав. Признаюсь, я иной раз так же думаю. Особенно, когда какая-нибудь воинственная зайка из конгресса начинает за скорейшую бойню топить. Из нашего конгресса, не напрягайся, сам же слышал, здесь бабам в политику соваться не дают, и правильно, на мой взгляд, делают.

— Идиот, — с чувством произнесла Наташка, поддержав тем самым фыркнувшую Ольгу.