А вот секретарь французского посольства Клод де Рюльер, служивший в Петербурге в последние годы царствования Елизаветы, подчёркивал у неё иные качества: «Зная, как легко производится революция в России, она никогда не полагалась на безопасность носимою ей короны. Она не смела ложиться до рассвета, ибо заговор возвёл её самою на престол во время ночи[7]»12.
Будущей великокняжеской чете ещё только предстояло познать все глубины психологии царственной тётушки и разгадать некоторые из её секретов. Важнейшим из них был тайный брак с Алексеем Григорьевичем Разумовским. Это негласное событие делало официального фаворита как бы членом августейшей семьи и требовало весьма щепетильного отношения к его персоне.
Екатерина назвала его «одним из красивейших мужчин, которых видела на своём веку»13. Положение Разумовского при дворе было в тот момент незыблемым. Он никогда не проявлял открытой враждебности по отношению к Ангальт-Цербстским принцессам, но как покровитель Бестужева мог считаться их сильным противником.
За 13 лет до описываемых событий, в январе 1731 года, полковник Ф. С. Вишневский привёз с собой из Малороссии 22-летнего певчего для пополнения придворной капеллы. Во время одного из богослужений цесаревна Елизавета Петровна обратила внимание на его чудный голос и приказала привести молодого человека к себе. Тогда будущего графа звали просто Алексей Розум. Высокий, стройный, смуглый, с чёрными как уголь глазами и чёрными же дугообразными бровями, он покорил великую княжну своей непривычной для неё южнорусской красотой. Не сказав ему ни слова, Елизавета попросила обер-гофмаршала графа Р. Левенвольде «уступить» ей певчего. Вскоре Алексей Григорьевич был зачислен ко двору Елизаветы, а его фамилия приобрела польское звучание — Разумовский.
Подобно своему великому отцу, Елизавета Петровна была очень проста в обращении. Она пела и плясала с московскими девушками, сочиняла для них хороводные песни, крестила солдатских детей и, случалось, пила допьяна. Цесаревна сама оказалась в Москве как бы в полуопале, императрица Анна Ивановна ревниво следила за её действиями, денег для её двора почти не выделяли. Впрочем, любимая дочь Петра не унывала и вела весёлую, но крайне беспорядочную жизнь. Со свойственной ему простонародной деловитостью Разумовский взялся за изрядно расстроенное хозяйство Елизаветы, из певчего превратился в управляющего имений, а затем сосредоточил у себя в руках ведение всем недвижимым имуществом великой княжны.
Разумовский подарил ей то, чего у цесаревны никогда не было, — дом. И Елизавета по достоинству оценила этот подарок. Человек, о котором она ещё недавно торговалась, не спрашивая его мнения на этот счёт, стал для неё настолько дорог, что в критический момент подготовки переворота великая княжна отказалась привлечь его в число заговорщиков, хотя все нити управления её двором оставались у него в руках. Алексей Григорьевич узнал о деле только вечером накануне переворота. В последний момент царевна заколебалась, и в собрании кавалеров двора Елизаветы Алексей Григорьевич обратился к ней, поддержав немедленные действия. Его слова убедили великую княжну, она в сопровождении виднейших заговорщиков уехала к полкам, но Разумовского... оставила дома.
После восшествия Елизаветы Петровны на престол Разумовский был пожалован в действительные камергеры и поручики Лейб-кампании в чине генерал-лейтенанта. Почти не получив никакого воспитания, Алексей Григорьевич обладал врождённым тактом и совестливостью. Он, с одной стороны, не стеснялся своих простонародных родственников, немедленно привёз в столицу мать, которую сам встретил за несколько станций до города, и представил неграмотную старушку Елизавете. С другой — не позволил многочисленной малороссийской родне «обсесть» трон.
При дворе Алексей Григорьевич держался с нарочитой простотой. Крупным политиком он не был, из-за отсутствия образования то и дело попадал впросак. К чести Разумовского, он хорошо это понимал и постарался окружить себя умными советниками. Истинным поводырём в лабиринте придворных интриг стал для него Бестужев-Рюмин.
В то время Елизавете едва минуло тридцать, и она была чудо как хороша. Ничего удивительного, что руки незамужней государыни искали многие женихи. Среди них были инфант Португальский, принц де Конти, принцы Гессен-Гомбургские, граф Мориц Саксонский — претенденты с именем, имевшие определённый вес в европейской политике того времени. Появление при дворе в качестве законного супруга императрицы иностранного принца могло вернуть едва отступившее влияние иностранцев. В создавшихся обстоятельствах московские церковные круги через духовника Елизаветы протоиерея Ф. Я. Лубянского и архиепископа Новгородского Амвросия, совершавшего коронацию, склонили императрицу к тайному браку с Разумовским. Духовенство было готово скорее благословить союз государыни со вчерашним казаком, чем отдать руку благоверной императрицы лютеранину или католику. Брак с иноверцем являлся как бы духовным мезальянсом.
Семейные предания рода Разумовских, записанные в позапрошлом веке историком А. А. Васильчиковым, гласят, что венчание состоялось осенью 1742 года в подмосковном селе Перове14. Обряд совершил духовник императрицы Лубянский, после чего молодые поспешили покинуть храм, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. На обратной дороге карета императрицы поравнялась с храмом Воскресения в Барашах на улице Покровке. Здесь Елизавета, уже никого не смущаясь, приказала остановиться и отстояла с Разумовским молебен. Никто из прихожан, с любопытством глядевших на императрицу и её фаворита, не знал, что для них это богослужение — продолжение свадебного обряда. После молебна Елизавета даже зашла к приходскому священнику выпить чаю.
В 1744 году, по случаю бракосочетания наследника, императрица подарила Перово Разумовскому. Елизавета любила посещать это село и оставалась в нём надолго. Алексей Григорьевич подготавливал здесь для своей августейшей супруги великолепные соколиные и псовые охоты.
Замужество Елизаветы не было при дворе секретом. Императрица слишком по-семейному вела себя с Разумовским, часто посещала Алексея Григорьевича в его покоях, обедала там, на людях застёгивала ему шубу и поправляла шапку при выходе из театра15. Бестужев «неоднократно настаивал на том, чтобы Елизавета объявила публично о своём тайном браке с Разумовским — империи нужен был наследник по прямой линии»16. Однако этого русской партии добиться не удалось.
Елизавета ясно понимала, что дети от подобного союза получат слишком сильных соперников за границей в лице законных наследников Петра I по линии его старшей дочери Анны Петровны. Это и заставило императрицу избрать цесаревичем своего немецкого племянника Карла Петера Ульриха.
«Русская» партия потерпела поражение и при выборе невесты великого князя. Обстоятельства делали сторонников Бестужева врагами великокняжеской четы. Для молодых людей было бы естественно во всём идти на поводу у временных союзников — группировки Шетарди. Но если они хотели стать фигурами на придворной шахматной доске, им следовало искать сближения как раз с «врагами» и усиленно избегать «друзей».
Вот тут наши герои повели себя совершенно по-разному. Пётр никогда не смог даже улыбнуться Разумовскому. София же сделала шаги навстречу «русской» партии. В июне 1744 года она не без внутренней борьбы приняла православие и сменила имя. На следующее утро великую княгиню обручили с суженым. 29 июня — день тезоименитства Петра Фёдоровича — стал для будущего императора роковым. Если 18 лет спустя Екатерина обрела корону как подарок на годовщину перехода в православие, то Пётр III потерял власть на собственные именины. Нельзя не усмотреть в этом усмешку судьбы.
Но пока никто не мог заглянуть в грядущее. Казалось, последнее препятствие на пути брака устранено. Правда, до свадьбы оставалось чуть более года: по традиции между обручением и венчанием проходил немалый срок. За оставшиеся месяцы невеста должна была освоиться.
Однако отношения наречённой с великим князем складывались не гладко. Пётр выразил радость по поводу приезда Ангальт-Цербстских принцесс и сделал попытку подружиться с Софией. Но вскоре оказалось, что его приязнь чисто родственная. «В течение первых десяти дней он был очень занят мною, — вспоминала Екатерина. — ...Я молчала и слушала, чем снискала его доверие; помню, он мне сказал, между прочим, что ему больше всего нравится во мне то, что я его троюродная сестра и что в качестве родственника он может говорить со мной по душе».
Юношу легко понять. Он рано лишился отца и матери, был окружён грубыми, придирчивыми гувернёрами, а попав в Россию, оказался под бдительным надзором соглядатаев тётки. Соблазн принять невесту и тёщу за свою семью был велик.
Нельзя сказать, что София отвергла дружбу брата-жениха. Напротив, воспитанная в покорности, она была готова стать для Петра и товарищем по играм, и наперсником его тайных признаний. Хотя сами эти признания порой коробили её. «Он... сказал, что влюблён в одну из фрейлин императрицы, которая была удалена тогда от двора ввиду несчастья её матери, некоей Лопухиной, сосланной в Сибирь; что ему хотелось бы на ней жениться, но что он покоряется необходимости жениться на мне». Речь шла о деле Натальи Фёдоровны Лопухиной, которую в 1743 году после битья кнутом и урезания языка отправили в ссылку. Её дочь от первого брака — Прасковья Павловна Ягужинская — действительно получила временное запрещение появляться при дворе, а затем вышла за князя С. В. Гагарина.