– Черт знает из какого дерьма их делают эти американцы, – зло пробормотал майор и двинулся дальше, громко стуча каблуками и вдыхая дурманящий запах подсыхающего на рубашке красного вина.

Затылок ломило со страшной силой, и все, чего ему хотелось в данный момент, сводилось к стакану коньяка, теплому душу и мягкой постели. К сожалению, ему еще предстоял довольно сложный разговор, откладывать который до утра майору очень не хотелось.

Дверь в гостиную была открыта, и из нее пробивалось трепещущее красноватое свечение, бросавшее на натертый паркет теплые оранжевые блики. Оттуда доносилось негромкое потрескивание и пахло живым огнем. Губанов поморщился: ну конечно! Боги восседают на Олимпе, греясь у камина и предоставив смертным самим ковыряться в их божественном дерьме. Харе Кришна, так сказать…

Он вошел в гостиную, твердым шагом приблизился к придвинутому почти вплотную к огню низкому столику и опустился в глубокое кресло, из которого поднялся пару часов назад, чтобы, как выяснилось, отправиться навстречу приключениям.

Шахматной доски на столике уже не было, зато квадратная бутылка была на месте, и ее содержимое горело на просвет глубоким янтарным огнем, вызывая одним своим видом мучительную жажду. В камине весело полыхали березовые дрова, и седая шевелюра сидевшего напротив губернатора светилась, как нимб святого. Бородич был одет в роскошную шелковую пижаму и вид имел самый респектабельный: в одной руке красиво дымится сигарета, в другой отсвечивает янтарем широкий шестиугольный стакан, в котором тихо побрякивают кусочки льда, губы твердо поджаты, глаза задумчиво смотрят в огонь-Губернатор сделал аккуратный глоток из своего стакана, без стука поставил его на столик, придвинул к себе чистый стакан и, подхватив специальными щипчиками, положил в него несколько кусков льда из стоявшего рядом серебряного ведерка.

– Что там у вас происходит? – негромко спросил он, протягивая руку к бутылке.

Губанов отрицательно покачал головой, взял стакан, задумчиво заглянул в него и одним резким движением вытряхнул лед в камин. В камине зашипело, губернатор удивленно приподнял густые брови, а майор отобрал у него бутылку и наполнил стакан до краев.

– Ваше здоровье, – сказал он и без отрыва осушил стакан до дна с таким видом, словно в нем был холодный чай, а не благороднейший скотч.

Губернатор наблюдал за ним с растущим недоумением, все сильнее хмуря брови и барабаня пальцами по мягкому подлокотнику кресла.

– В чем дело, Алексей? – спросил он. – Что за странные манеры? И почему ты в таком виде?

Губанов перевел дух, небрежно брякнул стакан на стол и глубоко затянулся сигаретой.

– Ирина сбежала, – сообщил он. Дым, клубясь, вырывался у него изо рта вместе со словами. – Дала мне по черепу, забрала пистолет, села в машину и укатила. Хорошо, что бак был почти сухой.

– Как это могло произойти? – севшим голосом спросил Бородич.

– Вот что, папаша, – неожиданно резко ответил майор. – Хватит бабушку лохматить, мне это надоело. Ваша дочь застрелила охранника. Она расстреляла полобоймы, но попала, к счастью, только один раз.., зато сразу наповал. Надеюсь, ситуация ясна? Все произошло в присутствии пятерых свидетелей. Знаете, что будет, если она попадет под суд? Я вам скажу. Мы сядем все вместе, причем надолго. С ней надо что-то делать. Она просто опасна, Иван Алексеевич.

– Опасна… – эхом повторил губернатор. Голос у него был совершенно убитый – такого оборота он явно не ожидал. – Но как же быть, Алексей?

– Вот об этом-то я и хотел с вами поговорить, – сказал Губанов, снова беря в руку бутылку.

В семь тридцать утра в палату, как обычно, принесли завтрак. Принес его вовсе не плечистый Колян, который вчера утверждал, что его назначили постоянным помощником доктора, а какая-то унылая личность с вислым лиловым носом и впалыми, синеватыми от щетины щеками. На личности была знакомая красно-синяя роба, на жестких смоляных волосах криво сидел строительный подшлемник, из-под которого высовывалась заткнутая за ухо сигарета. “Турок” все время шмыгал своим чудовищным носом, из которого текло, как из неисправного крана, и Глеб с сомнением посмотрел на принесенную им пищу: стоит ли ее есть, или лучше сразу выбросить в унитаз? Впрочем, еда была закрыта крышкой, и Глеб решил, что стоит все-таки рискнуть и попробовать.

Тут он заметил в руках у “турка” второй судок с завтраком и чуть было не проговорился: ему захотелось сказать, что вторую порцию можно оставить здесь, поскольку в соседней палате есть ее некому. Он сдержался и промолчал, ограничившись разглядыванием “турка”. На вид этот тип не казался таким уж сильным. Если он принес завтрак, то принесет и обед, а после обеда – ужин. Глеб чувствовал, что слишком задержался здесь. Болезнь, от которой скоропостижно скончался его сосед, наверняка была очень заразна, и существовал только один путь к спасению: побег, “Вечером, – решил Глеб. – Вечером, когда стемнеет и уляжется суета. Скрутить этого мозгляка, раздеть его, сунуть в пасть простыню и – ходу… Его тряпки мне маловаты, но как-нибудь влезу. Главное, что обувь у него явно ничуть не меньше моей. Наверное, даже больше”.

– Ну, чего вылупился, полудурок? – неласково спросил носатый “турок” с сильным белорусским акцентом. – Чего уставился, спрашиваю?

Глеб не ответил, ограничившись широкой дружелюбной улыбкой.