ГЛАВА 2

— Ваше имя? — Полицейский отчаянно стремился выглядеть солидно и потому разговаривал крайне строгим голосом. Он был еще очень молод и носил на руке красную повязку с надписью «ФКП»[18]. Коммунисты, несмотря на публично демонстрируемое недовольство генерала де Голля, с момента освобождения от оккупации занимали ключевые посты в администрации Парижа. Левых, по крайней мере, точно нельзя было упрекнуть в связях с фашистским правительством Виши. В отношении остальных еще не было четкого понимания, кто и с кем на самом деле сотрудничал. Конечно, члены движения Сопротивления тоже были в этом плане безупречны, но левые одержали верх. Эти в большинстве своем молодые люди едва ли видели в своей жизни что-то помимо борьбы за свободу. К допросу звезды сцены они были так же мало подготовлены, как и к мирной жизни.

— Эдит Джованна Гассион. — С горькой иронией она наблюдала за реакцией своего визави. Его нервозность была почти осязаемой. Ее настоящее имя так заметно усилило его смущение, что ей захотелось рассмеяться. Однако она воздержалась от этого.

Парни такого типа, как этот следователь, были буквально помешаны на том, чтобы не казаться слабыми и глупыми. Участвовал ли он в акциях «очищения», направленных против женщин, которых обвиняли в том, что они занимались «горизонтальным сотрудничеством»? Эдит размышляла о том, что мужчины порой делают ужасные вещи, чтобы поддержать свой имидж жестких парней. В молодости в районе Пигаль[19] она насмотрелась на эти «петушиные бои». Унижать женщин: брить им головы, срывать одежду, оплевывать их, избивать и насиловать — все это считалось, по-видимому, верхом удали. В первые два дня после освобождения Парижа толпа просто озверела: мстили в основном женщинам, причем хуже, чем якобинцам после революции. Такими становятся мужчины, когда впадают в кровавое безумие. Эдит очень радовалась, что ей удавалось защищаться от всего этого. До сих пор.

Она взглянула на своего собеседника.

— Меня зовут Эдит Джованна Гассион, — повторила она.

Молодой человек желтым от никотина пальцем ткнул в повестку, которую она вручила ему при входе. Это была та самая бумага, которую ей доставили в отель «Альсина». Теперь она лежала в центре стола.

— А при чем здесь мадам Эдит Пиаф?

Они находились в небольшой, скупо освещенной комнате почти без мебели. Крошечное окошко не мыли уже много лет. Похоже, его и не открывали тоже много лет, настолько спертым был воздух. Эдит задумалась о том, почему вокруг так грязно, если немцы славятся своей преувеличенной аккуратностью и любовью к чистоте. Хотя, возможно, они использовали подобную атмосферу этой комнаты при допросах, чтобы оказывать давление на обвиняемых, подавлять их и заставлять чувствовать себя неуверенно. Несомненно, нечто подобное пытались сейчас проделать и с ней.

— Эдит Пиаф — мой сценический псевдоним, — объяснила она с тяжелым вздохом. — Автор текстов моих песен, Раймон Ассо, дал мне его семь лет назад. Мое настоящее имя Эдит Джованна Гассион.

— Дата и место рождения?

— Я родилась в Париже 19 декабря 1915 года.

Полицейский сделал пометку в досье, которое лежало в тусклом круге света на столе.

— Родители?

— Что, простите?

Он поднял на нее глаза.

— Как зовут ваших родителей? Кто они? Чем занимаются? Где живут?

Эдит задумалась: «Что все это должно значить? Я слишком взрослая, чтобы мои родители представляли для кого-то интерес. А еще я сыта по горло тем, что надо проявлять по отношению к ним внимание, которого они никогда не проявляли ко мне».