— Рихтовщик, мля! Выйди и сражайся, как мужчина! — завопил психанувший азиат.

— Да пошел ты! — фыркнул я.

— Ну, сука, сам напросился! Буду убивать тебя долго и больно!

— А что такое сука? — спросила Галя.

Вместо ответа стальное полотно двери, как бумагу, прошила катана, явно не простой клинок которой теперь окутывал ореол голубого свечения, хорошо различимый в полумраке прихожей.

Катана медленно стала опускаться, оставляя в двери широкий разрез с оплавленными краями.

Мы вместе с девочкой, как завороженные, следили за движением волшебного меча сквозь сталь.

Лишь когда клинок достиг замка, я подхватил девочку на руки и рванул с ней на кухню.

— Фу как здесь грязно, — фыркнула Галя на груду костей и мясных ошметков на столе. — И плохо пахнет.

— Это мы сейчас исправим, — заверил я, разводя в сторону створки пластикового окна и впуская в кухню прохладный уличный воздух.

В прихожей звякнул срезанный замок и дверь начала открываться.

Я выхватил из кобуры пистолет, вскинул и надавил на курок.

Осечка.

Еще раз.

Снова осечка.

Вспомнил, что забыл снять с предохранителя. Опустил рычажок. И надавил вновь.

По ушам резанул гром выстрела. Руку дернуло отдачей. Внизу, схватившись за уши, пронзительно заверещала Галя.

Но сквозь грохот выстрела и крик ребенка я уловил донесшиеся из прихожей проклятья азиата, которого по роковой случайности удалось зацепить первым же выстрелом.

С мрачной решимостью дорвавшегося до жертвы маньяка я стал монотонно расстреливать магазин, целя в прихожую.

Увы, больше вскриков от азиата не последовало. Остальные девятнадцать пуль бестолково ушли в стены прихожей, не причинив врагу вреда. И как только отстрелявший все пистолет, стал выдавать вместо выстрелов холостые щелчки ударно-спускового механизма, азиат вскочил с пола с похвальной для раненого сноровкой.