Намного раньше, чем появились на стенах Москвы приказы о мобилизации, прежде чем объявило об этом радио, почти сразу после того, как пришла весть о предательском ударе фашистов, военные комиссариаты были осаждены запасными. Они ничего не хотели слышать о днях и часах призыва. Все хотели быть сейчас же немедленно отправлены в части. Их приходилось убеждать, просить, приказывать: всем будет дана эта возможность, но строго в то время, которое указано в воинской книжке. Те, для кого это время еще не наступило, расходились разочарованные и присоединялись к потоку, текущему на Красную площадь.
Начальник ВВС должен был сделать огромный крюк через Замоскворечье, чтобы попасть на улицу Фрунзе. До времени, назначенного маршалом, оставалась одна минута.
Доклад начальника воздушных сил был немногословен. Вкратце он сводился к тому, что советская авиация, оберегая Красную армию от ударов германской авиации, содействовала продвижению Красной армии через границу и ее атакам против пограничных укреплений противника. В районе севернее Ленинграда разыгрался ряд крупных воздушных боев с авиацией противника, безуспешно пытавшегося бомбардировать город Ленина. В тот момент, когда начальник ВВС перешел к докладу о трех глубоких рейдах, порученных авиации главным командованием, в кабинет вошел дежурный штаба и передал шифровку:
«Вторая конная армия командарма первого ранга Голутвенко не смогла выполнить приказ о захвате прорвавшейся к Койдонову и Негорелое 3-й германской моторизованной дивизии. Дивизия оказала жестокое сопротивление, пытаясь пробиться на соединение со своими войсками. Принуждение дивизии к сдаче замедлило бы наступление 2-й конармии. Командарм вынужден был уничтожить почти всю живую силу моторизованной дивизии».
— И хорошо сделал, — сказал маршал. — Передайте Голутвенко, чтобы продолжал как можно энергичней продвигаться к Лиде…
Когда дежурный ушел, маршал широким движением разгладил карту и спросил:
— А как дела у Дорохова?
Начальник ВВС подробно доложил о налете на Нюрнберг, Фюрт и Бамберг. Военно-промышленные объекты в основном уничтожены. Энергоцентраль больше не существует, водные резервы спущены в Майн. Канал Майн — Дунай в районе Нюрнберга поврежден настолько, что судоходство на время стало невозможным. Военно-химические предприятия Бамберга и запасы химического сырья можно считать уничтоженными.
— Наши летчики и не подозревают, какую услугу оказывают армии, — сказал маршал. — Правда, услуга эта скажется не сразу, но через несколько месяцев, когда начнут иссякать мобзапасы, немцы поймут, чего стоит такой рейд. Это нужно разъяснить командному и политическому составу ВВС. — Он помолчал. — Нам бы очень нужно было добраться до Рура. Как вы на этот счет?
— Когда это нужно сделать?
— Об этом мы подумаем… — маршал обеспокоенно взглянул на хмурое лицо начальника ВВС. — Как дорого это обошлось Дорохову?
— Потери серьезны.
Командарм протянул полученную от Волкова сводку.
— Да, — сказал маршал, — да… все это наши ребята, дети партии, плоть от плоти рабочего класса. Жалко каждого человека… но война есть война. Мы-то с вами прошли достаточную школу, чтобы понимать, что в белых перчатках войну не сделаешь, а?
Начальник ВВС барабанил пальцами по столу.
Маршал положил руку ему на рукав:
— Я вас понимаю… жалко, как своих детей. Но вот что, на рассвете командарм Михальчук должен будет предупредить удар армейской группы Шверера. Операции Шверера немцы придают большое значение. Он намерен прорвать нашу укрепленную линию. Я прошу вас обратить серьезное внимание на поддержку Михальчука… Имейте в виду: если нам удастся смять группу Шверера, это будет иметь большое моральное значение. У него лучшие германские части. Следует прибегнуть к деморализации его тылов. Бросить воздушный десант…
Начальник ВВС понял, что разговор окончен, и поднялся:
— Все понятно, товарищ маршал… Разрешите идти?
— Вы свободны, до свидания. — Маршал протянул руку, но вспомнил: — Как здоровье Дорохова?