Звук двух кожаных концов, лязгнувших вместе, срикошетил от деревьев.

Она вскрикнула, крутя своими бедрами.

— Спрашивай, мисс Уивер. Я продолжу хлестать, пока ты не задашь вопрос. — Чтобы подтвердить свои слова, я вновь ударил ее. — Это за твой умненький ротик, который подорвал мой самоконтроль перед отцом и братьями.

Ее кожа порозовела, когда я вновь ударил ее.

— Это за то, что ты оседлала мою руку, как будто я дал тебе все, о чем ты только могла мечтать, а затем смотрела на меня, словно я кусок дерьма.

— Сколько? Сколько я буду живой? — выкрикнула она, останавливая этим мою руку.

Я замолчал. Если честно, то я не знал. Ее мать была ответственностью моего отца на протяжении двух лет. Она достаточно хорошо знала свое место, поэтому ей позволили краткий визит к старой семье, чтобы она раз и навсегда разрушила связь с ними.

Я сомневался, что Нила когда-нибудь так хорошо выдрессируется, но я не хотел разрушить то, что у нас уже было. В конце концов, когда мы доберемся до последнего долга, все кончится.

И от этого... от этого скручивало желудок.

— Все зависит от обстоятельств, — прошептал я, поглаживая ее пылающую кожу.

Я ждал, задаст ли она другой вопрос, но она продолжила молчать. Податливая и ожидающая. Ее молчание успокоило мои нервы и позволило мне дать чуточку того, в чем она нуждалась.

«Ты делаешь это слишком часто».

Я заставил голос в своей голове замолчать.

— Годы, мисс Уивер. У нас еще есть годы впереди.

Она склонила голову. И очень тихо задала еще один вопрос:

— А долги? Насколько ужасны они? К чему мне нужно подготовиться?

— Ах, ах, ах. Я сказал, у тебя всего три вопроса. А тут три в одном. Выбери один.

Нила вздохнула, ее тело легонько вздрогнуло.

— Насколько они ужасны?

Я хлестанул ее. Коротко и быстро. Звук был сильнее боли. Я знал это. Я испытал такое на себе.