Короткий отдых, затем гортанный крик – и вновь потянулась под ногами бескрайнее травяное море. На этот раз ехали шагом, все ж таки было еще знойно. Раничев успел перекинуться фразой с Ефимом. Кивнул вперед – может, сбежим у Дона? Ефим лишь улыбнулся в ответ. Несподручно было разговаривать, да и жарко. Впереди, через два коня, шатаясь, бежал Салим. К стыду своему, Иван, глядя на него, даже испытал некоторое чувство мрачного мстительного удовлетворения, вот, мол, так тебе и надо – нашел, что искал.
– Ну что? – шепнул он юноше на очередном привале. – Теперь и воины воеводы лучшими друзьями покажутся?
– Нет, Иван, – через силу улыбнулся тот. – Гулямы отрубят нам головы, как только завидят чужой отряд. Такой уж у них обычай.
В раздумьях продолжал свой бег Раничев, иногда оглядываясь, внимательно осматривал степь. Не очень-то хотелось умирать вот так, ни за что ни про что, по прихоти дурной гулямской сабли. Подумав, так для себя решил – ежели что, не будет умирать, как баран, покорно подставляя шею, поборется еще, нырнет в траву иль ударит связанными руками всадника, когда тот подъедет ближе, ведь как только покажутся чужаки, можно считать, что все пленники уже мертвы и нечего надеяться на пощаду, наоборот, надо осложнить действия врагов до невозможности, вернее – насколько возможно.
Иван посмотрел вперед. Вот, черт, не слишком ли быстро? Впереди, уже почти рядом, маячили всадники на сытых конях, окружавшие повозки. Раничев напрягся… Начальник гулямов остановился и, обернувшись, хищно посмотрел на пленников. Вытащил саблю – вот оно, началось! – перевел взгляд вперед, несколько раз крутанул над головой блеснувшим на солнце клинком… Впереди ответили тем же.
Гулям улыбнулся – свои. Заверещал:
– Хэй-гей, улла-гу! – Хлестнул коня. Помчались. Салим снова не удержался, пал лицом вниз, потащился за конем на брюхе, хорошо хоть по траве, не по дороге.
Вот и встречные. Такие же чешуйчатые доспехи, плащи, перья. На главном – смуглом сухопаром воине – красовался изящный панцирь с замысловатым золотым узором. У луки седла покачивался небольшой полированный щит, круглый и настолько гладкий, что в нем, словно в зеркале, отражались трава, всадники, повозки. Под охраной воинов в повозках сидели богато одетые люди: женщины и дети. Завидев подтащенного на брюхе Салима, одна из женщин вдруг выскочила из повозки, подбежала к нему, поднимая. Странно, но гулямы не протестовали, переговариваясь о чем-то друг с другом. Старшие – в алом плаще и в панцире – уединились в сторонке, время от времени перемежая завязавшуюся беседу громкими радостными возгласами. Видно, новости были хорошими.
Раничев опустился на траву в тени крытой повозки, привалился спиной к колесу, устало прикрыв веки – хорошо, покойно, только гудят, словно телеграфные столбы, ноги, и очень хочется пить… ну о куреве он давно уже позабыл.
Чья-то тень замаячила вдруг перед ним. Иван открыл глаза – ребенок. Мальчик лет шести-семи, темненький, большеглазый, в шелковом красном кафтанце и желтых сапожках. В руках мальчик держал большую золоченую чашу.
– Пей! – сказал он по-русски и поднес чашу к губам несчастного Раничева. Тот разом выхлебал всю.
– Сейчас принесу еще, – пообещал мальчик и умчался.
– Эй! – крикнул вслед ему Иван. – Других напои…
– Напоят. – Вернувшись, мальчуган улыбнулся. – Пей ты.
Иван напился, поблагодарил:
– Кто ты, доброе создание?
– Сын царевича Бек-Ярыка! – уходя, ответил ребенок.
Раничев только присвистнул – Тимур пленил все семейство оглана. Значит… Интересно, какой сейчас день? Пал ли уже защищаемый огланом Елец? Наверное – пал. Значит, уже восьмое июля. Восьмое июля тысяча триста девяносто пятого года. Бред какой-то! Сейчас бы заснуть, опустившись на траву под телегой, и открыть глаза… у себя дома, на широком диване. Покачать головой – ну и кошмар же приснился. Включить «Лед Зеппелин», вытащить из холодильника пиво, а если и нет, так сходить к ларькам… заодно купив пачку «Честерфилда». Закурить, не спеша выпуская дым…
– Они взяли Елец.
Иван вздрогнул, увидав перед собой Салима. Тот был необычно бледен и тяжело дышал – видно, нелегко дались ему последние дни.