По делу, что вел я тогда, сидело много офицеров, и Зонов, по нашей легенде, стал одним из них. Боясь расстрела, он якобы бежал из тюрьмы, скрыться решил в глухих нердвинских лесах, что будто бы посоветовал ему сосед по камере Коля Коуров. А чтобы знать его внешность, если спросят, Зонов дважды присутствовал на допросе бандита в окротделе ОГПУ.

Офицерской выправки Зонову было не занимать, военных знаний тоже. Пришлось лишь ввести его в курс мнимых тяжких преступлений против Советской власти. Зонов хорошо справился с заданием. Добыв нужные сведения, он ушел из нердвинских лесов.

Операция по окончательной ликвидации банды была поручена мне.

В конце июля 1927 года я выехал с двумя милиционерами угрозыска — Дедовым и Толкачевым — в Нердвинский район. На месте нам придавалась вся милиция местных сельсоветов: Тимшатского, Первомайского, Паздниковского, в помощь организовывалась группа местных коммунистов и комсомольцев. В созданный из них небольшой отряд охотно пришли и беспартийные из бывших красноармейцев и солдат царской армии. Всем им хотелось как можно скорее избавить свой край от ненавистных бандитов.

В ходе следствия выяснилось, что в 1919 году, уклонившись от призыва в РККА, братья Коуровы скрывались в лесах, сколотив из подобных себе дезертиров вооруженную банду, разбойничавшую на проезжих дорогах.

Село Тимшата было в центре их «деятельности», там мы и обосновались. Пустовавшая летом школа и сельсовет стали нашим «штабом». Здесь я получал все сообщения о бандитах, допрашивал задержанных, отсюда вел поиск в окрестных лесах.

Недавний пограничник, тимшатский комсомольский секретарь Герасим Старков отлично знал родные места. Кудрявый русый молодец безусловно обладал даром перевоплощения. Раз поздно вечером встретил я женщину на лесной тропе с грибной корзиной, и не задень та меня слегка рукой за бок, вряд ли признал в ней нашего Герасима.

В соседнем, Первомайском сельсовете нашу поисковую группу возглавлял секретарь партячейки Югов, в первую мировую войну воевавший на французской земле. Там, под Верденом, на Марне, он не раз видел смерть в лицо. Вернувшись в 20-м году в Россию и став коммунистом, сражался на Южном фронте.

И Герасим Старков, и Василий Югов затем стали работниками ОГПУ.

Из добровольцев Паздниковского сельсовета нам много помогал мой однофамилец Алексей Егорович Паздников. Это был человек большой выносливости, всегда оптимистичный. В 1913 году призванный на действительную военную службу в царскую армию, он служил в 1-м Финляндском полку. Здесь и застала Алексея первая мировая война. Корпус армии генерала Самсонова, куда входил полк, в августе 1914 года ворвался в Восточную Пруссию, но, далеко оторвавшись от своих, был окружен крупными силами врага.

Паздников попал в плен. После многих бесплодных попыток к побегу лишь в конце войны бежал-таки Алексей из «Ермании», как он всегда называл ее.

Прибыв домой летом 1918 года, он вскоре ушел добровольцем в Красную Армию. В рядах славного 22-го Кизеловского полка Особой бригады, а затем 452-го полка 51-й дивизии он воевал против войск Колчака, Врангеля. Участвовал в штурме Перекопа.

После гражданской войны, как и до солдатчины, он трудился в деревне только летом, зимой же работал в шахтах Кизела и Губахи. Там в 1924 году стал коммунистом Ленинского призыва, и горняки губахинской шахты имени Володарского избрали его заведующим рабочим клубом. Алексей — ветеран двух войн — мог много рассказать молодым ребятам, и те всегда охотно слушали его. Бывалый солдат, бывший Георгиевский кавалер, Паздников был у нас дежурным начальником караула, участвовал в поимке бандитов.

Мы задержали уже ряд участников банды, когда нащупали след их главаря Ивана Коурова. Утром 17 августа он был замечен в лесу близ деревни Барановая с винтовочным обрезом в руках. В организованной облаве бандит был ранен в плечо и задержан. Повезли его в ближайшую больницу в село Рождественское. Помимо раненого, в телеге ехали я и милиционер Дедов. От большой кровопотери Коуров был бледен и слаб. Не касаясь ничего другого, я задал ему лишь один вопрос: «Где хранится у вас пулемет?» Довольный, видимо, сделанной ему перевязкой и вежливым обращением, Иван, улыбаясь, тихо ответил: «Ищите там, в лесных поленницах». Он что-то еще лепетал заплетающимся языком. Я старался пояснить, что говорить ему вредно. Лишь к вечеру вернулись мои ребята из окрестных лесов. Осмотрев все поленницы, пулемета они не нашли, а привезли большую корчагу с медом, обнаруженную средь них. Я разрешил отрядникам поделить между собой мед, часть его, однако, распорядился отдать на поправку бандиту и охранявшим его нашим людям.

Несколько подлечившись, Коуров уклончиво отвечал на вопросы о пулемете. То обещал вспомнить, где он спрятан, то вдруг говорил, что банда сама не знает, где он зарыт в лесу. На вопрос: «Как был добыт пулемет?» — Иван ответил, что убил красного пулеметчика кто-то из дезертиров, а кто именно, он не знает. Боясь, видимо, кары за это убийство, Коуров так и не выдал нам пулемет.

Бандиты — главные клиенты винных лавок — не грабили их, в отличие от лавок с другими товарами. Время сбора денег инкассаторами не являлось для них секретом, равно как и путь возвращения их из Нердвы в Пермь. Вот почему не с частичной, а с полной выручкой Хайн и был ограблен на обратном пути. Стрелять в грабителей он не решился, сам отдал им деньги и револьвер. Столь легко добытый большой куш редко выпадал в дорожном разбое. Бедней и трудней был грабеж сельских лавок и жителей, а потому конокрадство стало главным промыслом банды, ведь куда легче угнать лошадей с ночного пастбища и продать их в соседнем вятском крае. Для купли и продажи коней в то время существовали специальные карточки, заверенные сельсоветом. В них значились все приметы «товара». Без этих карточек сбыть ворованных лошадей было трудно. Да, но ведь банда не первый год занималась конокрадством, не одну сотню лошадей «загнала». Где же брала она «конские паспорта»?

В ходе допросов Ивана Коурова выяснилось, что один из членов банды, некто Борисов, устроился работать наборщиком в типографию города Кудымкара, там печатал карточки, заверял фальшивой печатью. Об этом я дал шифровку начальнику окротдела ОГПУ Покровскому, тот приказал арестовать преступника и доставить его в Пермь. Однако в пути следования Борисов бежал от небдительного конвоя и лишь один из всей банды еще гулял на свободе.

Узнав о его побеге, я взялся изучать всю родню Борисова, которая жила в деревне Грудная Нердвинского района. Сестра его на допросе дала ценные показания. Эта простая деревенская женщина очень помогла следствию. Вот вкратце ее показания:

«Я осуждала брата за дружбу с Коуровыми и была рада отрыву от них с его отъездом в Кудымкар. Не знаю, в чем виноват мой брат, но я хочу вам помочь, чем могу. Наш судья Новиков недавно переведен в Верещагино, а до его отъезда была я у них прислугой, и вот что мне бросилось в глаза: семья его — восемь человек, а против других он живет богато. Всегда обильная мясная пища не только для семьи, но и для огромной охотничьей собаки. За обедом выпивка, а в запасе всегда четвертная (трехлитровая бутыль водки). Зимой бывали случаи ночного привоза судье коровьих туш. Кто привозил, не знаю, так как моей подмогой не пользовались, а управлялись сами...»

Я допросил несколько потерпевших от бандитов сельских жителей, жалобы которых были в суде отклонены. В основном это касалось случаев конокрадства. Терпимость к царящей в районе преступности, реплики Борисовой о местном судье настораживали. Я решил навестить Коурова, все еще лежавшего в больнице. Тот, не таясь, признал связь банды с судом и милицией, подтвердил дачу им взяток. Все названные ему дела, прекращенные судом, Коуров помнил и отвечал обычно так: «Да, судья Новиков «утоптал» и это наше дело!»