– Ты как уволился, сам не свой стал, – как-то сказала Арина, заходя в гостиную. – Что происходит? – спросила она, видя, что я с каждым днем выгляжу все хуже и хуже.
– Не знаю, – соврал я. – Просто привык работать с пациентами.
– Тогда зачем уволился? – спросила она. И тут я понял, что она меня подловила. Деваться было некуда, нужно было сказать часть правды.
– У меня слуховые галлюцинации, – признался я.
– И давно? – удивилась она.
– Еще с прошлой жизни. Они начали развиваться, когда я еще работал в другой психиатрической больнице. В этой жизни они почти прекратились. А стоило мне устроиться работать с душевнобольными, как галлюцинации стали усиливаться.
– Ты как-нибудь лечишь их?
– Лечил.
– Почему перестал?
– Побоялся потерять рассудок.
– Ты и сейчас их слышишь?
– Да, – коротко ответил я.
– И что ты слышишь?
– Не хочу говорить об этом, – сказал я и вышел из дома. На улице было холодно, падал снег, осень готовилась стать зимой.
Так люди и остаются одни: стоит только закрыться – и все, нет человека. С друзьями мы разминулись, когда общие интересы сошли на нет. Жену я потерял при известных обстоятельствах, дочери просто не мог все рассказать из-за стыда, а родственникам было совсем не до меня. Да и кто бы из них меня понял? Нужные знания были только у дочери, но их было недостаточно для помощи. Оставалось нести тяжкий груз одному, боясь быть осужденным и запертым в психиатрическую больницу.
Засев в баре, я начал выпивать. Опьянение искажало звуки в голове, и на какое-то время мне даже показалось, что галлюцинации исчезли. Я добавил в себя еще спиртного, желая проверить реакцию организма. Поначалу звуки утихли, но уже на пути домой стоны вновь начали набирать обороты, а потом стали отличаться реалистичностью и спровоцировали стойкое возбуждение, какого раньше еще не было. Глаза бегали по прохожим, ища женщин. Нежный голос просил взять кого-нибудь из увиденных, но разум еще превалировал над желанием, и я только торопился домой, стараясь не смотреть на окружающих. Я, словно прокаженный, бежал от людей, не желая кому-нибудь навредить. Я наконец-то понял трагичность своей болезни, но было уже поздно: она была жутко запущена. Выходом было либо лишение себя сознания, либо смерть, что равнозначно. Подобное заболевание всегда являлось одним из самых опасных, и такие люди, как я, редко имели возможность находиться в обществе и почти все лишились рассудка. Поэтому мне было дико страшно от этой мысли. Здоровому человеку не понять боязни потерять разум, потому что он не знает, как это происходит.
Пока я торопился домой, мне казалось, что когда я окажусь дома, стены родной обители положительно на меня повлияют. Поначалу так и было, пока меня не увидела Арина.
– Где ты был? – спросила она, подходя ко мне.
– Арина, уйди! – еле сдерживаясь, произнес я. Она поправила тунику, которая была довольно открытой.
– Ты что, выпил? – посмотрев мне в глаза, спросила она. – Я принесу воды.