— Рад познакомится, — в отличие от многих знакомых Сергея, на русском языке польский ученый говорил без малейшего акцента.

— Взаимно.

— А это Хольгер Нильссон.

— О… Представителям Европейской Конфедерации наше почтение…

— Нет, — решительно пояснил Нильссон, крепко пожимая протянутую руку. — Я есть швед, но я есть гражданин России.

— Хольгера я из Университета Тампере переманил, — скромно пояснил Никита.

Все в жизни когда-то случается в первый раз. Разумеется, о финских шведах Сергей был наслышан, но в жизни до сих пор не пересекался.

— А ты быстро добрался, братишка. Я думал, что будешь где-то через полчаса, не раньше, — продолжал Воробьёв.

— Служба у нас такая: появляемся когда не ждут, — не отказал себе в удовольствии пошутить старший лейтенант.

— Получается, успел к началу трансляции. Даже раньше: до матча ещё где-то четверть часа.

Никита потому и попросил Сергея подъехать в корчму, что загодя пообещал коллегам свое участие в просмотре финального матча чемпионата мира по хоккею. Россия в финале для российского болельщика — это событие, которое невозможно пропустить, а уж если соперником оказывается Канада… Не зря же во всех международных соревнованиях по хоккею наряду с государственными сборными участвуют и сборными "исторических регионов, внесших вклад в развитие хоккея".

— Вот и отлично, значит, успел даже на разминку, — улыбнулся Клёнов.

— Точно! Пиво будешь?

— Почему нет? Болеть так болеть.

— Какое?

— Какое у них есть?

— Здесь богатый выбор, — пообещал Никита. Войцех, подтверждая его слова, кивнул бритой головой.

На виртуальном экране в центре стола замигали голубоватые строки меню. Сергей сделал выбор и через минуту официант принес ему полулитровую стеклянную кружку с темным напитком и шапкой белой пены.

— Сразу видно, что вы братья, — усмехнулся Войцех, легким кивком указывая, что выбор Сергея и Никиты по части пива совпал: оба остановились на «Гинесе».

Офицер улыбнулся. Никиту он действительно воспринимал как брата и это было взаимно, точно так же как его родители заменили Серёжке Клёнову настоящих настолько, насколько вообще это дано чужим людям. А может даже и больше. Семьи в новом мире были, откровенно говоря, похлипче, чем в Серёжкином родном, но это отчасти компенсировалось тем, что здесь практически всегда неродные родители любили приемных детей ничуть не меньше, чем своих. Дети очень остро чувствуют любую фальшь, и если бы Серёжка оказался в неравном положении с Никитой, то, конечно бы, это заметил. Конечно, он бы всё равно остался им очень благодарным, но знал бы, что для них он всё-таки чужой. Но ни малейшей фальши он никогда не чувствовал, а потому и сам вскоре стал воспринимать себя членом семьи без всяких оговорок. За исключением того, что не стал менять фамилию: чтобы не случилось в жизни, он всё равно оставался Клёновым и не мог быть никем иным. Да и никто ему отказаться от своей фамилии и не предлагал, даже в шутку.