Валерка вспоминал совсем другие пословицы. С того момента, когда во время разговора со Стригалёвым он прочувствовал, куда занесла их судьба (не то, что понял, в голове то до конца ещё никак не могло уложиться, а именно прочувствовал, ощутил, можно сказать, до самой глубины души), подросток не мог толком думать ни о чём, кроме как о том, чтобы уберечь своих спутников от угрожавшей им опасности.

За Паоло Валерка волновался меньше. Во-первых, потому, что тот был постарше, а значит и поразумнее. Мог взвесить последствия, прежде чем лезть на конфликт. Во-вторых, друг был настоящим итальянцем и органично сочетал взрывной импульсивный характер со своеобразным взглядом на жизнь — за что стоит воевать и за что не стоит. Валерка знал его, можно сказать, с пелёнок, но при этом регулярно ошибался в прогнозах на его поведение. Паоло мог устроить громкий скандал абсолютно из ничего, на совершенно пустом месте, а мог безразлично пройти мимо такого, от чего у Валерки буквально вскипала душа.

Отец в таких случаях говорил, что у итальянцев существует поговорка: "Если в твоем доме пожар — погрейся". Валерка так и не набрался смелости спросить у Паоло так ли это на самом деле. Но в любом случае, на здравомыслие друга можно было рассчитывать.

А вот на Никитино — нельзя. За лето Валерка уже имел не оду возможность убедиться, что двоюродный братец, выбирая между чувствами и расчетом, всегда руководствуется первыми. Правда, сделав выбор, Никита неизменно включал мозги и хорошенько продумывал свои слова и действия, но вот только если выбор изначально неправильный, то это ведь может уже и не помочь.

С братцем требовалось серьезно поговорить, что Валерка и сделал в тот же вечер. Для начала рассказал ему то, что они с Паоло услышал от врача после того, как Никита убежал вслед за Серёжкой. Младший загрустил и после долгой паузы изрёк:

— Хреново дело…

— Вот именно, хреново, — согласился Валерка, хотя в другой ситуации на правах старшего брата мог бы и сделать замечание за неподобающую культурному ребенку лексику. Но подросток давно уже понял, что лексика зависит не только от культуры, но и от ситуации. Когда на ногу падает кирпич, то даже академик не станет цитировать Пушкина: "Я помню чудное мгновенье…", а просто и незатейливо заорет всем известное нецензурное слово. — Поэтому ты давай посерьезнее. На неприятности не нарывайся.

— Это в каком смысле? — в голосе у мальчишки явно прорезался вызов.

— В прямом. Нам сейчас надо быть тише воды и ниже травы. Не привлекать к себе внимания у нас уже не получится, Игорь наверняка доложил куда следует про подозрительных типов с андроидом, но раз уж внимание нам обеспечено, то мы должны вести себя так, чтобы сомнений в нас не возникало. Мы для них должны стать своими без всяких вопросов. Понимаешь?

— Нет, не понимаю, — крутанул головой Никита. — Своими — это как? Тоже поверить, что командиров надо назначать не по умению, а по происхождению?

— Да нет, конечно. Я не говорю «поверить». Я имею ввиду, что нам сейчас не надо пытаться объяснять им, как надо назначать командиров. Всё равно по-нашему они делать не будут.

— Ты так уверен что не будут?

— Уверен, — вздохнул Валерка. — Ты же понимаешь, что мне то тоже не нравится. Но посмотри на Стригалёва. Ведь умнейший человек, а сделать ничего не может. И не один он, кстати. Думаешь, мы тут всю Империю перевернем и с головы на ноги поставим?

— Да тут не то важно перевернем или не перевернем, — досадливо махнул рукой Никита и скривился, словно откусил кислющего лимона.

— Не то? А что же?