— Соломина, ты даже не представляешь, на какое наказание себя обрекаешь. Тебе никто не простит этой задержки. И, поверь мне, наказывать они умеют.

— Кто они? — Стараясь держаться так же уверенно, спросила я. — Греки?

Но даже смотря в прямом смысле сверху вниз на преподавателя, я себя не чувствовала ни уверенной, ни защищенной стенами автобуса.

Ксения Олеговна на мой вопрос только ухмыльнулась, а потом, оглянувшись назад, недовольно сказала мне.

— Ладно. Хочешь сидеть здесь — сиди. Только знай, каждая секунда, проведенная тобой в этой груде железа, позже тебе обойдется в годы мучений. А сейчас подай мне мою сумку.

То, что она не собирается врываться в автобус и силой волочь меня к спасению, меня очень обнадежило. И я попыталась резво передать классной ее сумку. Только поднять ее не смогла. Она была неподъемно тяжелой.

— Ксения Олеговна, у вас кирпичи в сумке? — Пыхтя, спросила я. Я доволокла спортивную черную сумку до ступенек и хотела ее скинуть вниз.

— Не смей! — Крикнула хозяйка сумки. — Там духи и много важных вещей.

— Вы же говорили, что в ней аптечка и бутылки с водой. — Напомнила ей ее е слова.

— В моей сумке чего только нет. — Загадочно сказала Ксения Олеговна. Потом добавила. — Раскрой ее и подавай мне оттуда вещи по отдельности, потом, когда сумка станет легче, подашь уже ее.

Я пожала плечами и раскрыла молнию на спортивной сумке. То что ее содержимое не было большим секретом, немного примиряло меня со странностями классной. И первое, что я увидела в сумке, была именно аптечка. Металлическая белая большая и, скорее всего, полная. Ее я и протянула первой хозяйке. Только Ксения Олеговна вместо того, чтобы взять протянутую ей аптечку, схватила меня за запястье и резким рывком попыталась вытащить из автобуса.

Мне просто повезло, что я удобно сидела на второй ступени и смогла свободной рукой упереться в стенку автобуса. Доли секунды позволили мне правильно распределить вес своего тела и дернуть свою руку обратно в автобус. Спасибо тренировкам с папой. Отпустить мое запястье Ксения Олеговна и не пыталась, поэтому она сама, вслед за моей рукой, оказалась в автобусе. Она буквально навалилась на нижнюю ступень.

Я посчитала в первое мгновение, что из-за игры света или моего испуга мне начали мерещиться страшные вещи. Но вопль Ксении Олеговны убедил меня, что у меня нет галлюцинаций. И она действительно начала тлеть. Выпустив мою руку, она оттолкнулась от ступени автобуса и, выпав из автобуса, растянулась на земле.

Ксения Олеговна после секундного перерыва снова стала кричать. Но сейчас это были крики боли и проклятия в мой адрес. А я в была шоке. Мои ноги подкосились, и я опустилась на пол, при этом все еще держала в одной руке чужую аптечку.

Та часть Ксении Олеговны, которая побывала внутри автобуса — руки, плечи, голова, шея — выглядели так, будто ее на пару минут сунули в печь. Вид обугленной кожи был ужасающим, замах горелого мяса и сожженных волос, казалось, забивал не только мой нос, но даже все поры моего тела. А от истошных воплей Ксении Олеговны у меня появился сильный шум в ушах.

Я, передвигаясь на четвереньках, отошла дальше от двери, перешла на водительское сидение и закрыла дверь.

Вряд ли Ксении Олеговне сейчас примет от меня помощь. Наверняка, я в тот момент была очень близка к помешательству. Прийти в себя я смогла только когда увидела, как четверо бородатых мужиков, высоких и хорошо сложенных, подошли к автобусу, аккуратно переложили обожженную женщину на принесенную с собой простыню и очень бережно унесли ее в туман.

А я взяла свой телефон, на котором оставалось только шестнадцать процентов заряда, и отправила не меньше сотни сообщений папе с одним только текстом: «Папа, забери меня из автобуса».