— Мои научные руководители учили меня не выносить оценочные суждения, пока все данные не собраны.
— Мы не в институте. Позвольте себе немного сумасшествия.
Он потеребил галстук.
— Я считаю, что слишком открытое общество похоже на обоюдоострый меч. Некоторые люди пользуются свободой разумно, другим сносит крышу. Я все же выбираю свободу. Иногда, когда мне удается разговорить отца, он рассказывает о Сальвадоре. Я понимаю разницу между демократией и ее альтернативами. В двадцать первом веке ни одна страна не может сравниться с Америкой.
— Исключение — люди, у которых от избытка свободы сносит крышу.
— И именно с ними, — сказал Айзек, — вам приходится иметь дело.
Гауэр-стрит. Многоквартирный дом цвета спелой дыни стоял между бульваром Голливуд и Франклин-авеню.
— Ладно, — сказала Петра, выходя из машины. — Посмотрим, что наша маленькая врунья может нам сообщить.
В вестибюле Петра осмотрела почтовые ящики. На ящике № 11 выведено: «Хокинс А.» Фамилии Леон они не увидели.
Входная дверь оказалась не заперта. Они поднялись по ступеням и прошли в конец коридора к двери с № 11. Петра позвонила, и на пороге появился очень высокий чернокожий человек в зеленом свитере и коричневых штанах. Возле ворота и на манжетах свитера вывязаны снежинки — лыжный свитер в июне. На крутом куполе лба — затейливый зигзаг — такие украшения любят профи из НБА. В руке человек держал ручку, подушечки пальцев запачканы чернилами. В открытую дверь Петра увидела часть квартиры. Просторной и ухоженной. К окну придвинут стол для рисования. В прихожей плавало облачко, пахнущее каким-то химикатом.
— Да? — сказал человек, крутя в пальцах ручку.
— Добрый день, сэр, — Петра показала полицейское удостоверение. — Я разыскиваю Сандру Леон.
— Кого?
Петра повторила имя.
— Она указала эту квартиру как место своего проживания.
— Возможно, когда-то она и жила в этой квартире, но я поселился здесь, по меньшей мере, год назад.
— Год, — повторила Петра.
— Двенадцать месяцев и две недели, если быть точным. Человек снова покрутил ручку. Широко улыбнулся.
— Клянусь, зовут меня не Сандра. Петра тоже ему улыбнулась.
— А как вас зовут, сэр?