*

— А ты уже не такой тощий!

Громкоголосый тучный дяденька сжал Аска в крепких объятиях. Кажется, он пытался сломать внуку кости или на крайний случай выдавить из того завтрак.

Дедушка Бьерн оказался излишне громким и эмоциональным, а его поведение граничило с бестактностью.

Дедуля Саймон был не столь пылким и порывистым, как его друг. Но тоже не смог отказать себе в объятиях единственного внука. Кажется, у него даже глаза заблестели.

Для меня большим удивлением стал их вид. В моих мыслях дедушки ассоциировались со стариками, но эти двое выглядели скорее как стареющие мужчины. Особенно дед Бьерн.

Возможно, это было новое восприятие людей. В последнее время часто за собой замечала иное отношение к тем или иным фактам.

*

После недолгой возни с багажом, мы забрались в машину. Дедушки уселись в моей компании на просторное заднее сидение.

— Ты ее уже шпилил? — шепотом спросил у внука дед Бьерн.

Его шепот был той самой громкости, когда можно не опасаться, услышит ли собеседник сказанное посреди бушующего болельщиками стадиона.

Дедуля Саймон тут же повернулся к приятелю с кислым выражением лица и дернул обратно на сидение.

А от Аска прошла такая волна эмоций, что задело даже меня. Щеки невольно вспыхнули огнем. Судя по тому, как брат сжал рулевое колесо, хорошо, что мы не успели тронуться.

Вселенские боги, я же шмакодявка! Как ему вообще такое в голову пришло!?

— Деда, Але всего двенадцать, — относительно ровным и в меру сдержанным тоном заметил он. — Ей даже думать о подобном рано. А мне непростительно думать о ней в таком русле…

— Да ладно тебе! — толкнул его в плечо дед Бьерн. — Кирш с Таськой с пеленок вместе. Сиськи-письки друг друга лапали раньше, чем поняли что да куда. Я, как увидел вас, сразу все понял. Вы же с мелкой — вылитые Кирш и Таська.

Дедуля Саймон молчал и при этом очень красноречиво буравил взглядом друга.

Аск молчал, но уже с каменным лицом. Ему помогала медитация.

Вечно торчать на парковке аэропорта мы не могли, поэтому он сцепил зубы и попытался сосредоточиться на дороге и вождении.

Я тоже молчала, но при этом с каждой минутой все гуще покрывалась свекольного оттенка румянцем. Особенно после подробностей про детство Асковых родителей. Не представляю, каково в этот момент было брату.