– Да, политики Фияна – гении, – буднично сообщил Торн, чем спровоцировал хохот Ардена.

В Хайрмарге, да и во всем Ферверне драконы над городами тоже появлялись редко. Огромные территории пустошей позволяли им вести тот же образ жизни, который они вели, когда были активны щиты, но даже если драконы случайно залетали в город, они проходили над аэромагистралями и над высотками. Правда, случалось это очень и очень редко: в городах драконам делать было особо нечего.

Конечно, первое время люди все равно нервничали – шутка ли, после столетий, когда драконов сдерживали с помощью щитов, убрать преграду между ними и городами, но тем не менее удачный опыт Аронгары и то, что драконы вообще не рвались знакомиться с новыми территориями, не говоря уже о том, чтобы на кого-то нападать, сделали свое дело. Отсутствие щитов понемногу становилось нормой, как и многое другое. Например, соправительство с людьми: тот, кто стоял рядом с Торном у власти, тоже присутствовал с женой и дочерью на моей премьере. Они сидели в соседней ложе, которая была в точности такая же, как у Торна.

Правда, не все принимали свершившуюся реформу как данность. Аронгара по-прежнему сохраняла правление исключительно иртханов, и многие страны ее в этом поддерживали. Но если многие просто поддерживали, то Рагран, например, очень агрессивно выступал против.

Хотя правильнее было бы сказать, очень агрессивно выступал против ее правитель.

Бенгарн Вайдхэн.

За это время прозвище Черное пламя Раграна уже стало его вторым именем, а несколько лично им раскрытых заговоров против него подарили второе – Неуязвимый.

За разговором с Арденом и Эллегрин мы почти не заметили, как оказались у здания телепорта, а через полчаса уже были дома. В резиденцию мы уезжали на выходные, и, хотя у Торна выходные были символические, мне все равно нравился наш уютный, отрезанный от цивилизации островок, где мы могли побыть наедине.

К нам в резиденцию иногда прилетал Верраж. Когда это случалось, Гринни с визгом гонялась за огромным без преувеличения драконом над парком, а потом, запыхавшись, радостно верещала, когда ей удавалось цапнуть его за хвост. Цапать Верража за хвост дозволялось только ей. И еще Ятте. Эта девочка как будто родилась среди драконов: впервые увидев огромного зверя, она не испугалась, а сразу же потянулась к нему со словами:

– Башой!

Так у Верража появилось второе имя, а у Ятты – первый ручной дракон. С Эрвером у него дружбы не сложилось: мальчик не особо к нему тянулся, и дракон тоже не стремился познакомиться поближе.

Стоило нам войти в детскую, дежурная воспитательница тут же поднялась.

– Ферн Ландерстерг. Ферна Ландерстерг, дети заснули.

Ятта и Эрвер и правда сладко посапывали в кроватке, и я кивнула:

– Оставьте нас ненадолго.

Мы с Торном приблизились: сын и дочь спали, взявшись за руки. Такое началось, когда мы впервые принесли Эрвера в детскую. Ятта протянула к нему руки и устроила нам концерт – до тех пор пока малыша не положили рядом. Теперь разделить их было почти невозможно, они вели себя как близнецы.

Торн предположил, что это родство пламени: глубоководные не были изучены по понятной причине, но уже сейчас становилось ясно, что их пламя существенно отличается от пламени других драконов. Даже не считая того, что оно многократно мощнее, оно отличалось и по структуре, и по воздействию на окружающий мир и на носителя.

– Доброй ночи. – Я наклонилась, поправила тонкую прядку, упавшую на лицо дочери. Потом повернулась к сыну. – Спокойной ночи, Эрвер.

В ответ он сунул палец в рот и продолжил сладко сопеть.

– Наши дети будут жить совсем в другом мире, – сказала я.