«За тобой я пойду куда угодно».

Почему я вообще от него убежала? Тогда, в Рагран? Сейчас это казалось неимоверной глупостью, но сейчас я видела и знала гораздо больше. Он сказал, что я прошла через то, что не под силу даже обученным военным, но мы вместе преодолели столько всего, что в голове не укладывалось. Меня несло в мыслях и чувствах, я даже остановиться не могла, а поймала себя уже на том, что беззвучно плачу.

– Ты намочила мне рубашку, – заметил Торн, хотя заметил он это гораздо раньше. Он гладил меня по голове уже пару минут, и эти прикосновения только добавляли сводящих с ума эмоций.

– Я подарю тебе новую.

– Мне и в этой хорошо.

Не знаю, сколько мы так сидели. Возможно, час или два, пока к нам не постучались Арден с ассистентами. Они взяли у меня анализы, замерили показатели, и Торн наконец-то отпустил меня в душ. Отпустил весьма относительно: он меня туда отнес, а потом, дождавшись, пока я завернусь в халат и полотенце, отнес в палату.

Последнее, что я видела, когда Арден наклеивал мне пластинку снотворного, это улыбку Торна. Последнее, что услышала:

– Я буду рядом.

Он действительно был рядом, когда я просыпалась и когда засыпала. Мы вместе ели, хотя кормили меня очень помалу – я слишком долго была без сознания, и мне нужно было заново привыкать не только к тому, как самостоятельно двигаться, но и к еде, и даже к воде. Торн понемногу рассказывал о том, что произошло в мире. Очень понемногу, крайне дозированно.

О том, что города не пострадали – я успела прервать атаку через нейросеть раньше.

О том, что Бен жив, а его отчим предстанет перед судом Мирового сообщества. О том, что он хотел стать спасителем мира и все стрелки по нейросети и бесчеловечной атаке перевести на Бена, как однажды сделал с его отцом. О том, что Кроунгард Эстфардхар получал кровь драконов от других. О том, что он использовал Лодингера, потому что имел дела с его отцом и подумал, что горящий ненавистью к иртханам Микас – отличное оружие. В точности так же, как я.

Как и сказал Бен, Кроунгард действительно все делал чужими руками. Даже кровь глубоководного, которую правительство Ферверна добывало для экспериментов, впоследствии избавившись и от дракона, которому не повезло, и от агентов спецслужб, которые этим занимались, он получил через свои каналы. Впоследствии именно это синтезированное пламя он протестировал на Лодингере.

Впрочем, о Лодингере мы поговорили один раз и вскользь, и то исключительно потому, что я пообещала, что не отстану. Торн старался по возможности избегать острых тем.

В основном мы вместе рассматривали снимки Льдинки и говорили о ней. Раньше я даже представить не могла, что этот мужчина может смотреть на монитор УЗИ с таким выражением лица – крайне сосредоточенно, внимательно и в то же время с совершенно несвойственной ему нежностью. То, что у нас Льдинка, теперь уже установленный факт, поэтому, пока Арден отказывался отпускать меня из центра, мы обсуждали, что ей понадобится уже в самом скором времени.

Распашонки. Пинетки. Крохотные носочки. Платьица.

Я просто не представляла, что существует столько всего красивого для малышей! Одних моделей кроваток я, наверное, пересмотрела штук пятьсот, а потом Торн забрал у меня ноутбук и сказал, что у меня покраснели глаза. Если честно, они действительно покраснели, и я даже не догадывалась, от слез или от пересмотренных кроваток.

Благодаря гибернации и терапии Ардена восстанавливалась я быстро. Много спала. Четыре раза в день ходила на процедуры.

Так продолжалось около недели, и, несмотря на мои просьбы, Арден никого, кроме Торна, ко мне не пускал. Он говорил, что после случившегося лишние эмоции мне точно ни к чему и что мое пламя нестабильно. И вот сегодня наконец-то сказал хоть что-то другое!

– Значит, неизученное нечто наконец-то может увидеть родных? – спросила я.

Арден хмыкнул.