На лице нашей суперсекретарши не дрогнул ни один мускул.

– Мне еще нужно ваше положение доделать, – невозмутимо сообщили мне и демонстративно продолжили барабанить своими наманикюренными пальчиками по клавиатуре.

– Тогда у меня для вас новое очень срочное задание, – мгновенно нашлась я. – Быстро езжайте с Василичем до тока и привезите мне на проверку складскую книгу.

Женщина как-то очень понимающе усмехнулась и стала быстро-быстро закрывать окна на рабочем столе компьютера.

– Я надеюсь, мне на завтра положен отгул за переработку? – с намеком поинтересовалась она.

– Конечно, – наверное, в этот момент я бы согласилась на все, что угодно, лишь бы она свалила отсюда как можно скорее.

Тихонько прикрыв дверь, на мгновение замерла, чтобы перевести дух, а затем решительно повернуть ключ в замке и обернуться к Петерману.

– Что ты делаешь? – спросил он, хотя прекрасно понимал, что я делаю.

Это было видно по затаившейся в уголках губ улыбке.

– А что я делаю? – передразнила, приближаясь к его креслу, по пути расстегивая пуговицы на деловом жакете, который напялила, чтобы глупо выпендриться перед Татьяной Петровной.

Жакет был за ненадобностью брошен на стол, а Ян заметно сглотнул, глядя на меня уже совершенно голодным взглядом.

– Смотри не пожалей о своем решении, потому что потом я тебя никуда больше не отпущу, как бы трудно не было, – очень серьезным тоном предупредил он.

Вместо ответа я совершенно бесстыдным образом уселась к блондину на колени и, вцепившись в лацканы пиджака, горячо и со всем накопившимся энтузиазмом поцеловала. Он ответил сразу с не меньшим пылом и даже позволил мне некоторое время руководить столь деликатным процессом. А потом, заключив мое дрожащее тело в крепкие и надежные объятия, впился в губы с дикой жадностью, разом перехватив инициативу.

– И помни – сама напросилась, – прошептал Ян, прерывая поцелуй и глядя на меня со слегка шальной улыбкой.

И я бы ответила, что не забуду и даже припомню ему это, если бы могла говорить. Эмоции захватили меня в свой сладостный плен, и последней ясной мыслью стал ехидный внутренний голос:

– Попала ты, Женька. Пипец, как попала.