Судя по офигевшей роже руководства, шутить в этих стенах изволили впервые.
– Оля, пиши! – подражая Кощеевой манере, величественно сказала я. – Белое, бабушкино, из чистого хлопка.
Со стороны коллег послышались слабые, замаскированные под кашель смешки.
– Ты! – почти взвизгнуло руководство, чем и напомнило трясущихся пинчеров моего соседа.
– Слушаю вас внимательно, – улыбнулась я.
– Что ты себе позволяешь?!
– Я? – удивленно хлопаю ресницами, – Ой, извините, ошиблась. Оля, исправь – не белое, а розовое.
Думается мне, у Кощея Ивановича сейчас случится удар от возмущения. И что же мы без него тогда делать-то будем?
– Да вы не нервничайте… не нервничайте, Кощей… тьфу ты, Константин Иванович, – засуетилась я, шаря по карманам свитера. – Вот! Валерьяночки выпейте. Знаете, как помогает. Я с утречка приняла, и поглядите – как огурчик.
Какая я заботливая, покладистая, особенно когда начальству подгадить надо. И ведь никто не ценит…никто! Кощеюшка, золотце окаянное, глядит исподлобья в полном ауте и верно раздумывает, как лучше – просто уволить или по статье.
– Да что же я?! Давайте поухаживаю за вами.
И словно курица-наседка кинулась капать в стакан валерьянку. По комнате начал распространяться характерный запах. Коллеги стали потихоньку посмеиваться. Правильно. Не все же Кощеюшке веселиться.
А он, бедненький, весь побагровел и рычит не хуже колхозного трактора:
– Не нужно мне ничего!
А я в ответ елейным голоском:
– Вы все так говорите. А потом бац – сердечный приступ, и мы всем офисом цветочки станем вам носить с апельсинчиками, – и настойчиво пытаюсь подсунуть под нос стакан. – Что ж мы потом без вас делать-то будем?
Со стороны послышалось дружное хихиканье. Коллеги живо представили, как оно это будет – без Кощея. Почти рай, за пребывание в котором еще и деньги платят.
И без того мелкие глазенки руководства превратились в узенькие щелочки, щеки раздулись от переизбытка эмоций, и он как подскочит со своего места, как рявкнет дурным голосом:
– Ты что совсем…?! Вон отсюда! – и указал пальцем на дверь.
– Вот-вот! Уже начинается! – в «ужасе» вскричала я.