Уэбб повернулся и указал пальцем на Джесси.
— У моего клиента есть законные основания отрицать подобные обвинения, мистер Руди.
— Бред собачий! Ваш клиент сидит на деньгах и действует недобросовестно.
Судья Олифант вмешался:
— Мистер Руди, я делаю вам замечание за неподобающую лексику. Пожалуйста, воздержитесь от подобных выражений впредь.
Джесси кивнул:
— Прошу прощения, ваша честь. Просто не мог удержаться, вырвалось.
Даже если бы не было других причин запомнить это слушание, то оно бы все равно вошло в анналы как первый случай, когда адвокат выкрикнул «бред собачий» на открытом судебном заседании в округе Гаррисон.
Уэбб, глубоко вздохнув, сказал:
— Ваша честь, мы просим изменить место слушаний.
На что судья спокойно ответил:
— Я не виню вас, мистер Уэбб, но жители этого округа сильно пострадали. Они продолжают страдать и имеют право на рассмотрение этих дел. Ходатайство отклонено. Больше никаких задержек в будущем.
Глава 19
В ходе последовавших досудебных споров Джесси очень быстро понял, что судья Олифант полностью на стороне страхователей. Почти все требования, сделанные от имени истцов, были удовлетворены. Почти каждый протест страховых компаний отклонялся.
Олифант и Джесси беспокоились, что им не удастся найти достаточно беспристрастных присяжных, чтобы вынести справедливый вердикт. Последствия урагана коснулись каждого жителя округа, и о недостойном поведении страховых компаний теперь часто говорили в церкви и во вновь открывавшихся кафе. Люди жаждали крови, что, очевидно, было на руку Джесси, но ставило под обоснованное сомнение беспристрастность коллегии присяжных. Выбор присяжных осложнялся еще и тем фактом, что многие жители округа были перемещены.
Они встретились наедине, что при нормальных обстоятельствах было недопустимо, но адвокаты страховщиков, находившиеся далеко, в своих кабинетах в небоскребах Джексона, никак не могли об этом узнать. Их выбор страховыми компаниями был еще одной ошибкой последних. У Джесси имелось одиннадцать подготовленных к рассмотрению в суде дел против ЭРА. Они были практически идентичными: ответчик — одна и та же страховая компания, все дома повреждены ветром, а не штормовым нагоном, один и тот же авторитетный оценщик, готовый дать показания относительно ущерба. Судья Олифант решил взять первых трех истцов — Луна, Лэнски и Никовича — и объединить их дела для первого судебного разбирательства. Симмонс Уэбб и его подручные кричали и протестовали, и даже угрожали обратиться в Верховный суд Миссисипи. Судья Олифант тут же по своим каналам выяснил, что члены Верховного суда относятся к страховым компаниям отнюдь не с большей симпатией, чем сам Джесси Руди.
В понедельник 2 марта зал суда был снова забит до отказа, зрители даже стояли вдоль стен, а судебные приставы старались поддерживать порядок. В коридоре возмущалась толпа разгневанных мужчин и женщин, тоже желавших попасть в зал заседаний. Вызвав адвокатов в свой кабинет, судья Олифант предупредил их, что не допустит никаких проволочек и будет жестко пресекать любые попытки затягивания дел.
С большим трудом были отобраны сорок семь потенциальных присяжных, которым вручили повестки, и все они явились в суд. Используя вопросник, составленный судьей и мистером Руди, тринадцать человек сразу исключили из списка, поскольку у них имелись свои иски о возмещении ущерба, ожидавшие рассмотрения страховыми компаниями. Четырех освободили по состоянию здоровья. Двоих — потому что во время урагана погибли их родственники. Троих — из-за знакомства с семьями других потерпевших.
Когда число участников сократилось до двадцати четырех, судья Олифант дал адвокатам по полчаса на опрос кандидатов в присяжные. Джесси удалось держать эмоции под контролем, но ни у кого не было сомнений в том, что он выступал защитником хороших парней, боровшихся со злом. Благодаря своим многочисленным клиентам он знал о двадцати четырех кандидатах намного больше, чем когда-либо могла узнать защита ЭРА.
Симмонс Уэбб производил впечатление своего в доску парня с глубокими корнями на юге Миссисипи, который оказался здесь, чтобы добиться правды. Однако временами он нервничал и, казалось, понимал, что толпа готова содрать с него шкуру заживо.