— Херня.

— Как грубо!

— Ага. Грубо. Я грубиян.

— Ну, не всегда.

Все это дело вдруг начало меня бесить.

— Слушай, ты, жопа, что с тобой такое? Я же тебя подстерег и скрутил! Засадил раз шесть! Чего это тебе вдруг так радостно? А? В чем дело? Ты даже не врубаешься, что тебя…

Она улыбалась.

— Ну и что? А мне нравится. Хочешь еще?

Я чуть не ошизел. Отодвинулся в сторону.

— Нет, у тебя точно не все в порядке. Не знаешь, как тут парни таких телок калечат? Тебя папа с мамой не предупреждали? “Не ходи туда, доченька, там тебе так вдуют! Там эти грязные, мохнатые, обосранные гопники!” В первый раз слышишь?

А Стелла-Джейн положила мне руку на ляжку и повела вверх — пальцы еле-еле касались кожи. У меня опять встал.

— Родители мне никогда такого не говорили, — сказала она. А потом потянула меня к себе, поцеловала… Что мне было делать? Снова ей вструмил.

Блин, и так час за часом. В конце концов Клык перевернулся на другой бок и проворчал;

— Мне надоело прикидываться, что я сплю. Я ранен. И хочу жрать.

Я сбросил с себя девчонку — в этот раз она сидела на мне верхом — и осмотрел пса. Доберманша чуть не отгрызла ему правое ухо. Под самой мордой — тоже рана.

И бок в крови. Вдобавок он насрал.

— Блин, Клык! — возмутился я. — Ты же насрал!

— Еб твою мать, Альберт! — рявкнул он. — Ты тоже не розовая клумба! — Я убрал руку.

— Можем мы выбраться? — спросил я у него.

Клык было навострился, но тут же покачал головой.