– Я же теперь профессор, – сказал Дмитрий Владимирович и, посмеявшись, добавил: – Написал кучу умных книжек. И до второго заместителя директора Института дослужился. Меня вон на пенсию с почетом собрались отправлять. А я попросил сюда перевод сделать. Так что Борового вашего, да и нашего, в общем-то, настигла карма.

Захар в изумлении уставился на профессора.

– Вы не шутите? Борового уволили?

– Нет, мы же не знали, что он тут творил. Перевели его на другую должность. Но теперь с нее он очень быстро слетит пинком под зад. Правда, отчеты он всегда красивые слал, есть в изучении Зоны большое продвижение благодаря ему.

Дмитрий Владимирович задумчиво замолчал.

– Да он только благодаря нам, сталкерам, и мог что-то изучать! – возмутился Захар. – Ни одного ученого до этой проклятой экспедиции «в поле» не посылал, только нас использовал. И ни в грош не ставил. Деньги платил, конечно, неплохие, врать не буду. Но отношение к сталкерам у него – как к преступникам, как к изгоям общества… Попадаются, естественно, и среди нашего брата мутные типы. Ну и приезжие – обычно шальные ребята, так они тут и не задерживаются. Но большинство искателей – местные, они в Герцена годами живут, – нормальные парни со сложной судьбой, у нас почти братство.

– Это хорошо, Захар. В других местах по-иному. Там есть люди, готовые ради хабара горло перерезать так называемому собрату.

– Так это бандиты уже, – оскорбился сталкер.

Дмитрий Владимирович посмотрел на него, невольно улыбнулся. Подумал о том, что и по характеру за столько-то лет младший сержант Зарубин нисколько не изменился. Хотя ему за сорок уже было, а в душе он оставался все тем же восемнадцатилетним мальчишкой, таким же простым, открытым и добрым. Добрым, несмотря на то что, вероятно, сотни раз рисковал жизнью, выходя в Зону, терпел унижения от начальства Института. Почти четверть века они не виделись. По ощущениям же – как вчера только расстались. Крепко их судьба связала.

– Что ж, Захар, давай еще немного посидим, расскажи, что тут происходит, какие люди живут? Что еще творится? А завтра с утра я уже делами буду заниматься. Про оборудование – забудь. Никто не имел права с тобой подобный договор составлять. Оборудование застраховано. Вот только Боровой все равно боялся, что ему потеря больно аукнется. Не зря, наверное, за свое место переживал.

Захар снова заговорил, посвящая профессора в нюансы местной жизни и происшествия. Дмитрий Владимирович чуть рассеянно слушал сталкера. Встреча с бывшим младшим сержантом пробудила старые воспоминания. В душе прошлые переживания поднялись мутным облаком, словно кто-то взбаламутил ил на дне озерца, накапливаемый там много лет. У ученого даже сил не было подняться со скамьи и уйти, поэтому он и попросил Захара поведать местные новости. Старика действительно отправляли на пенсию. Но вот только Дмитрий Владимирович понимал, что пенсия для него – это верная смерть. Смерть от воспоминаний и горя, от которых он мог сбежать, только погрузившись с головой в работу. К счастью, здоровье позволяло, да и желание трудиться ради науки никуда не исчезло.

Когда-то ему, тридцатипятилетнему ученому, Зона представлялась сложной загадкой. Он почему-то не воспринимал ее как угрозу, хотя горя она принесла многим семьям предостаточно. Так он думал, пока беда не коснулось его самого.

В какой-то момент Захару показалось, что Дмитрий Владимирович задремал. И немудрено – вывалил на старика столько новостей. Небо над ними зарозовело от заката. На востоке проявились первые звезды. Сколько он говорил? Часа три? Четыре?

– Разберемся, разберемся, Захар, – отозвался профессор, встрепенувшись, и повторил: – Сегодня отдохну с дороги – и завтра с утра к Боровому. Ты где живешь-то?

– Тут, в санаторном поселке. Большинство гражданских, которые вопреки эвакуации оставались, сами потом разъехались. Теперь в Герцена – работники Института, военные и сталкеры. Домов пустых много осталось. Мы с женой целый подъезд заняли. Как помещики, можно сказать. А раньше в однушке ютились. Дом девятнадцать, около футбольного поля. Первый подъезд.

– Хорошо, если что – найду тебя там. А я в институтскую гостиницу сейчас направлюсь. Вещи там уже.

Дмитрий Владимирович поднялся со скамейки. Они обменялись рукопожатиями. Профессор, заложив руки за спину, неторопливо направился к зданию гостиницы, высившемуся сразу за корпусом администрации. Шел, хмурил лоб. Как ни старался он прислушиваться к рассказу Захара, а старые воспоминания все равно притягивались как магнитом, занимали все мысли.