– Просто Владимир, Икари, – Белуга улыбнулся. – Раз уж неофициально, то вы позволите нескромный вопрос? Ваша фамилия…
– Директор Сакамуро приходится мне прадедом, – сказал японец. – Для меня большая честь носить его фамилию.
– Благодарю вас, Икари. Кстати, вы не хотите снять очки? Здесь, в ресторане, могу вас заверить, воздух гораздо лучше, чем на улице, никаких раздражающих и токсичных примесей.
Представитель «Мисато» коснулся прямоугольной оправы непроницаемо-темных очков.
– Прошу меня извинить, Владимир, и вы, Аркадий, но я совсем недавно перенес сложнейшую операцию на сетчатке, прямой свет мне еще вреден.
– Ну что вы, Икари, к чему извинения. Делайте, как вам удобно. – Белуга привстал, потянулся к ведерку со льдом. – Не желаете шампанского?
Аркадий Волох разглядывал профиль японца. Если бы Пардус умел удивляться, он бы был удивлен. На поиски этого человека, даже не его самого, а хотя бы единственного упоминания о нем, у людей «Неотеха» ушла масса сил и астрономическая сумма денег. Его искали на пяти континентах, на земле, под землей, на Небесах и в Виртуальной Реальности. Безуспешно.
Еще десять минут назад он, Аркадий Волох, был уверен, что никакого представителя евразийских интересов «Мисато» не существует не то что в Евразии, но и вообще в природе. Что его назначение на место покойного Хитори Совет директоров, заседающий в Большом Токио, отложил до возвращения Сакамуро. Что служба безопасности «Неотеха» не зря ест свой дорогой хлеб.
И вот теперь этот говнюк, эта прилизанная машина для поклонов хочет убедить его в обратном. Пардус сделал вид, что ковыряется в тарелке. Из какой же потайной дверцы, из какой шкатулки с сюрпризом он выскочил? Слишком гладкая речь выдает использование синтетической памяти, а вон и присоска мнемософта на виске. Визитка херня, визитку может подделать ребенок. Но если его пустили в ресторан «Тысячелетний», то его личный код прошел необходимую сверку и был подтвержден. Здесь не уличная забегаловка.
Аркадию очень захотелось перенести беседу с Икари в свой личный кабинет под зданием «Неотеха». Там бы они быстро разобрались, кто есть кто.
Но такая беседа была пока недоступной роскошью. Потому Волох прекратил забивать себе голову и стал слушать, что говорит этот явившийся ниоткуда представитель их крупнейшего заокеанского партнера-конкурента.
– Я хочу внести ясность, – сказал Икари Сакамуро. – Несмотря на мою должность и фамилию, в настоящий момент я выражаю интересы группы людей, входящих в руководство компании, но стоящих на иных позициях, чем мой уважаемый прадед. Позволю себе заметить, что мы видим будущее концерна «Мисато» совсем в другом свете, нежели директор Сакамуро.
«Надо ж, – подумал Белуга, – и этот решил продаться. И не ломался, как Хитори, сам пришел и предложил. Или слухи о лояльности этих обезьян сильно преувеличены, или… Или – что?»
– Я осознаю, что мои слова вызывают недоверие, – кивнул Икари. – Поэтому я уполномочен передать в ваше распоряжение информацию, которая может представлять для вас определенный интерес. Вам что-то говорит имя Георгий Светлов?
– Мне нет, – пожал плечами Белуга. – А вам, Аркадий? Волох покачал головой;
– Это имя нам ничего не говорит.
– Вы забыли, – сказал японец. – Георгий Светлов, урабаноэколог, работал в вашем отделении «Погода с доставкой». Был повышен до начальника отдела и переведен в головной офис. В конце этого февраля разорвал контракт с вами и перешел в «Синтетические воспоминания», оказавшись под «крышей» «Мисато». Спустя несколько дней он был убит, несмотря на все ухищрения опекавшей его службы безопасности.
– Очень интересно.
– Да, весьма. Но интересней другое. Переход Светлова, как и все подобные акции, готовился нами заранее. Известный вам Рицуко Хитори, мой предшественник, встретился с Георгием в ноябре прошлого года, чтобы обсудить условия предоставления ему убежища. Согласно одному из этих условий, беглец должен был передать нам полную копию своей долгосрочной памяти. Незадолго до своей смерти он как раз осуществил копирование в специальную закрытую ячейку «Мнемобанка».
Белуга быстро взглянул на Пардуса. Тот не отрываясь смотрел на гостя, пальцы его правой руки едва заметно барабанили по столу. Это был сильнейший из доступных Волоху признаков волнения.