– Чушь собачья! Шэрон и одна бы прекрасно посидела. Она беременна, а не больна и не умирает, в конце концов, за ней не нужно присматривать целыми днями!
Дениз замолчала, осознав, что она наговорила. Холли сосчитала до пяти и заговорила дрожащим от обиды голосом:
– Так тебе интересно, почему я никуда с тобой не хожу? Вот из-за таких твоих заявлений. Ты когда-нибудь задумывалась над тем, насколько мне тяжело? Ты же всю дорогу только и говоришь что о своей чертовой свадьбе, о том, как ты счастлива, как не можешь дождаться момента, когда навек соединишься с Томом в счастливом браке, как будешь жить с ним долго и счастливо. К твоему сведению, Дениз, у меня такой возможности нет, потому что мой муж умер. Я очень рада за тебя, действительно очень рада. Я рада, что ты счастлива, и я не прошу у тебя ничего особенного, я прошу только немного терпения. Постарайся понять, что я не могу за несколько месяцев прийти в себя! А что касается бала, я не собираюсь идти туда, куда мы ходили вместе с Джерри в течение последних семи лет. Может быть, ты не понимаешь, Дениз, но мне это НЕСКОЛЬКО ТРУДНО, чтобы не сказать больше. Так что не надо заказывать на меня место, я с огромной радостью останусь дома, – закончила она, бросила трубку и разрыдалась, положив голову на стол. Она чувствовала себя ужасно. Наверное, она окончательно сходит с ума. Может быть, пора забыть о Джерри. Может быть, все нормальные люди так и поступают после смерти любимых. Нужно было все-таки поискать какие-нибудь советы молодым вдовам, чтобы узнать, какой срок положено оплакивать умершего. Тогда ей не пришлось бы ставить в затруднительное положение родственников и друзей.
Ее рыдания постепенно перешли в тихие всхлипывания, и тут она сообразила, что все окружающие, должно быть, слышали разговор. Ей стало так стыдно, что она даже не решилась спуститься в туалет за салфеткой. Она вытерла мокрое лицо рукавом.
– Черт! – заорала она, разбросав бумаги, лежавшие на столе. Дорогущая белая блузка теперь была измазана слезами с тушью.
В дверь тихо постучали.
– Войдите, – сказала она дрожащим голосом. Появился Крис с двумя чашками чая в руках.
– Чайку? – предложил он, и она улыбнулась сквозь слезы, вспомнив, как они шутили по этому поводу на собеседовании. Он поставил перед ней чашку и уселся в кресло напротив.
– Тяжелый день? – спросил он, стараясь смягчить свой грубоватый голос.
Она кивнула, чувствуя, как слезы катятся по щекам.
– Простите, Крис, это никак не отразится на работе, – проговорила она, пытаясь взять себя в руки.
Он нетерпеливо махнул рукой:
– Холли, на этот счет я не волнуюсь, ты прекрасный работник.
Она благодарно улыбнулась. Хоть что-то в этой жизни она делает хорошо.
– Хочешь уйти пораньше?
– Нет. Я лучше еще поработаю. Это отвлекает от мрачных мыслей.
Он грустно покачал головой:
– Это не выход, Холли, поверь моим словам. Я тоже пытался похоронить себя в этих стенах. Это не выход.
– Но вы кажетесь вполне счастливым, – тихо сказала она.
– Казаться и быть – не одно и тоже. Тебе ли этого не знать.