– Отходит!
Егор поднимается – можно еще прыгнуть на этого безумного. И кричит Полкану, отворачивая лицо от попа:
– Слышь меня?! Слышишь?! Иди! Иди там, куда тебе надо! Иди, рвани их к херам! Я разгребусь тут как-нибудь!
Он делает шаг к отцу Даниилу – но тот по тени Егора засекает, оборачивается рывком и скалится:
– Сиди! Чуть-чуть осталось! Зачем тебе ради них погибать?! Мы лишь справедливость вершим! За все, что нам Москва принесла. За все горе, за все мучения! Ты же сам узрел! Видел, что там, с той стороны! Что с людьми сделалось! И это все – из Москвы в войну пришло! Москва на нас сатанинскую молитву наслала! Бесовское слово! Чтобы людей извести, а землю для себя сберечь! Чтобы мы друг друга сами пережрали.
– Что ты врешь! У вас там города! Киров, Екатеринбург! Ты же говорил!
Отец Даниил снимает в фонарном отблеске имена городов с Егоровых губ и кривится:
– Нет там никаких городов! Все выкошено! Одни одержимые шастают, и те скоро передохнут! Думали мы, пережили напасть, думали, можно их спасти, отмолить – а нельзя! Все обратно сатанеют. Один раз до конца послушал молитву – все! Один раз всего! Так что – простить это москвичам вашим?! Что такое зло в мир выпустили! И ради чего? Чтоб мы пережрали друг друга, а они там дальше себе сидели, задницей окаянной своей трон грели! Забыть?! Нет! Мы думали, у вас там тоже передохли все, в вашей треклятой, гнилой, мерзостной Москве! Мы думали, мир весь кончился, везде дьявол правит, как у нас. А вы тут вот – как у Христа за пазухой, за речкой за вашей. Богу мо́литесь! Кре́ститесь! И к нам еще солдат шлете, покорять нас. Снова оголодали до земель, до власти. Ну так вот вам, кушайте! Пусть нигде не будет тогда мира. Если чума – то пускай везде чума!
Голова у Егора вспухла и лопается. Ему кажется, что он слышит материнский голос – откуда-то далеко, из-за ограды. Он зовет его и чего-то требует.
Егор смотрит на попа.
Что он несет?! Егор моргает, видит топящихся людей. Моргает, видит тела на мосту. Хватается за трескающуюся башку – слышит мух в липком темном гараже.
– Какого вы там бога в своей Москве молите? Какой бог вас на это благословит?! Нашего большего нету!
Егор делает к нему еще один упрямый шаг:
– Ну а ты-то тогда кому служишь?! Кому?! Ты?! Служишь?! Это же грех! Сам говорил! Гнев – грех!
Отец Даниил отмахивается от него, а пистолет наставляет Егору прямо промеж глаз.
– Гнев? Грех! А самая страшная из греховных страстей – гордыня! И вот за нее, за нее надо Москву покарать! За гордыню! Пусть горит!
Он возвращается к окну…
– Куда он делся?! Куда делся твой отец?!
Ушел. Все-таки послушался его – и ушел. Все сделал, как надо было сделать. Егор сжимает кулаки:
– Он мне не отец!