— Как что? — немного опешил я от такого приема. — Деньги.
— Издеваешься! Шутки такие?! Да я сейчас милицию вызову! Понаехали тут, вместо того чтобы у себя в деревне коровам хвосты крутить! Зачем мне твои турики!? Тут государственный магазин, читать что ли не умеешь! Гуры давай! Или нету гуров?!
Подождите уважаемая, не надо так кричать! — подскочил к прилавку Мотя. По его слегка расфокусированному взгляду было видно, что сейчас он тоже роется в своем ID. — Это Федька, племяш мой с хутора, он в городе-то, чай и не бывал совсем, не понимает порядков… вежества не знает… Не сердитесь на дите… Есть у нас гуры, вот, — порылся Мотя в кармане, что-то беззвучно шепча одними губами.
Червонцы, которые Петрович протянул продавщице, выглядели совсем иначе, богаче даже с виду. Вместо полей и тракторов на них на светло-золотом фоне красовался портрет какого-то мужика с бородкой и в шляпе-пирожке, за которым виднелись силуэты кремлевских башен. И надпись была другая — «десять государственных рублей».
— То-то же! — фыркнула продавщица. — А то нашли, понимаешь, манеру — в государственном магазине платить трудовыми рублями! Пф… Пирожки с капустой у бабок на свои турики покупай, или сено для коров. А государственная бакалея, она для уважаемых людей! Понимать надо!
Упаковав нам покупки в плотную коричневую бумагу и ловко перевязав ее шпагатом, продавщица презрительным жестом подвинула пакет вместе со сдачей Петровичу, который тут же спрятал его в свой «сидор» и мы поспешили вон из лабаза. Тем более, что судя по расписанию до городской электрички оставалось всего двадцать минут, а у нас еще билеты не куплены.
— Осторожней, племянничек, — посетовал мне Петрович, когда мы уже ехали в электричке, заняв вдвоем деревянную лавку без попутчиков. — Палимся с тобой вовсю, хуже всякого Штирлица с радисткой. Ты хоть хвосты подчищаешь?
— Конечно, — пожал я плечами. — Считай эта мымра в магазине уже все забыла. А ты быстро догадался, что и как.
— ID подсказало, — вздохнул Петрович. — Но в целом и так ясно было, что тут какая-то засада: на станции полно местных колхозников, а в магазине пусто. У них, оказывается, два вида рублей — одни трудовые, для взаиморасчетов сельских и приравненных к ним общин, рабочих, частников и разного, да прямо скажем… быдла второго сорта. И вторые, государственные, — для госслужащих, военных, милиции и приравненных к ним партийцев из Партии Народного Счастья.
— Понял уже, — кивнул я. — Когда ясно, где примерно копать, инфу по ID запрашивать проще. Между трудовыми и государственными деньгами даже обменный курс есть. Неофициальный понятно, по черному рынку. Примерно пятнадцать к одному, бывает и больше, — согласился я. — Причем, оказывается, что трудовыми рублями управляет Центральный Общинный Банк, к которому государство отношения официально не имеет. Ловко, получается… Разбитый автобус до станции принадлежит сельской общине — платим за билет трудовыми, электричка государственная — выложите за билет гуры. В госмагазинах за государственные денежки товар есть. А в частных и общинных — наверное, лежит народный минимум за турики, хрен да маленько. И главное — лояльность верхушке силовиков и чиновников обеспечена железобетонно, они пойдут на все, чтобы не вылететь из касты в обычные люди. Понятно, почему те спецназовцы выполняли приказы руководства до конца… Нашим бы дядям из думы эти расклады подсказать…
— Да ну тебя нахрен с такими идеями, — отмахнулся Петрович. — Не торопись обобщать, студент, обычных магазинов мы с тобой еще не видели. Не верю я, чтобы частник себе в убыток работал. Думаю, тут все сложнее… Пирожки нам, между прочим, продали вкусные, — Мотя достал из сидора еще теплые пирожки с мясом в бумажном пакете и откупорил купленную у той же бабки бутылку с молоком. — Будешь?
— Буду, — взял я пирожок. — Кстати, шесть пирожков и молоко обошлись в три трудовых червонца. Тебе не кажется, что для деревенских дяди с племянником это многовато? Частник, действительно, свое урвет, ты прав. Ладно, заканчиваем болтать. Кажется, мы к городу подъезжаем и народа, между прочим, в вагоне почти нет, — оглянулся я вокруг. — А ведь поначалу его было полно, но все «колхозники» как-то резко рассосались. Вышли разом, на предыдущих двух станциях. Как будто по составу контролеры пошли.
— Думаешь, следует ждать проверки документов? — построжел Петрович.
— Сейчас узнаем, — открыл я ID. — Но боюсь, что да. Опять придется тратить ЛКР, — вздохнул я. По болотам ходить было дешевле, чем по РКНС ездить.
— Зря мы в город потащились, — пробурчал бывший майор, кусая пирожок. — Послушал я тебя на свою голову… Надо было себе базу в деревне где-то у перехода создавать.
— Не зря. Для начала надо как следует разобраться, чем тут люди живут, мир посмотреть. А за переход не беспокойтесь. Я координаты запомнил, если что, уйдем в РФ с любой открытой местности в два счета, возвращаться в лес к остановке не обязательно. А дальше уже озером обратно. Все под контролем, Матвей Петрович.
Проверка документов нам стоила тридцати двух ЛКР на двоих, не считая тех семи, что пришлось потратить на уточнение информации. Чуть дороже, чем российский паспорт для Нади. Именно в такую сумму обошлись мне два «паспорта общинника» «Брюховецкой народной общины виноградарей и хлеборобов» на имена Матвея и Александра Молотилиных. Документы солидные, с фотографиями, заверенные печатью краевого отдела внутренних дел, вкупе с разрешением на посещение города Миродара сроком на две недели с печатью и подписью старосты общины и милицейского народного представителя. Целью визита значились некие «артельные работы по госквоте 1-Б», но строгих дядей в темно-синей с серым форме и с пистолетами в кобурах на поясе, которые устроили нам проверку документов на выходе с перрона, наши бумаги устроили. Такое ощущение, что мы не из деревни в город приехали, а за границу. Строго тут…
Зато дальше пошло легче. И город мне неожиданно понравился. Был он очень светлый и чистый, без признаков точечной застройки, чем напомнил мне мир Хей. Широкие прямые асфальтовые проспекты, белые пяти — двенадцатиэтажные дома по сторонам, много зелени и цветочных клумб. Хотя, может быть это лишь центр такой… Машин мало, хотя и не сказать, что трафик отсутствует совсем — но это и понятно, с личным транспортом тут не очень. Публика на улицах в основном «чистая», хотя и одета небогато, милицейских патрулей особо не видать. Прогуливаясь по городу, мы зашли в кинотеатр, поглазели на афиши, (хотя билеты на комедию «дядя из Тарасовки» брать не стали). Умяли каждый по две порции «сливочного пломбира», продававшегося в деревянном киоске на углу за десять государственных копеек и оказавшегося невероятно вкусным, и полирнули это дело легким пивком из желтой бочки на колесах с надписью «пиво». Наливали его, кстати, в тяжелые пузатые стеклянные стаканы, которые мыли тут же, при бочке, не отходя от кассы, причем аборигенов подобная негигиеничность особо не смущала.
Потом прошлись по магазинам, начав с государственного книжного, где приобрели географический атлас мира, а так же политическую карту, несколько книг и учебник по истории. В целом, моя догадка подтвердилась. Магазины были трех видов: государственные, общинные и артельно-кооперативные. В государственных было просторно, немноголюдно и имелся неплохой (относительно неплохой, конечно, со средней руки Московским гипермаркетом не сравнить) ассортимент товаров. Ну, и цены в государственных рублях, понятное дело. В артельно-кооперативных народу побольше, а цены указаны и в «гурах» и в «туриках», причем в туриках товар оценивался порою в десятки раз дороже. А самый плохой ассортимент и самая большая толкотня обнаружилась в «общинных лабазах». Впрочем, попадались они не часто, — мы нашли лишь один такой, и то, специально свернув с широкого проспекта имени Нестора Махно в небольшую улочку, посмотреть, куда народ с авоськами от трамвайной остановки бежит. Там кстати, была еще и «общинная столовая энергетиков», но обедать в ней нам не захотелось. Народу на раздаче и за длинными, липкими и откровенно плохо помытыми столами полно, вид блюд никакого аппетита не внушает, запахи несвежие… ну его.
— Знаешь, Саша, это какой-то внутренний апартеид, — задумчиво подытожил свои впечатления Петрович, когда мы ехали на трамвае, купив себе до этого по комплекту местной одежды «на выход» под свои размеры в государственном «доме народной моды» и затолкав ее себе в рюкзаки, не став пока переодеваться. — Причем без всяких чернокожих, среди своих же. Не скажу, что мне подобные порядки сильно нравятся. Поделили всех по факту на касты, причем боюсь, что с социальными лифтами тут совсем плохо.