Diamond Ace. Romantique

Окей.

Сексуальный плюрализм.

Групповой секс.

Свальный грех.

Сидя в офисе или на кухне, потягивая горький растворимый кофе или спину, вы перебираете в голове всех, кому хотели бы засадить. В мире несколько миллиардов женщин, которых у вас никогда не было. Жена — это неинтересно, обыденно и, что самое мерзкое, естественно. Нормально — это желать миссионерской скачки, когда все хотят копро. Но мир трещит по швам под натиском сомнофилов, некрофилов и раптофилов.

Вполне консервативно — это хотеть оральных ласк. Но мир трещит по швам под натиском футфетишистов, партенофилов и вуайеристов. Думаете, кому‑то нужен абсолютно нормальный фронтмен совершенно гетеросексуального бойз–бэнда? Нам необходим герой–педераст, о котором мы будем рассказывать друзьям, или ненавидеть его за кружкой пива. Кучка брутальных самцов–гомофобов, только и презирающих какого‑нибудь очередного говномеса. Звезда экрана выливает на нас сотни забойных синглов, но проблема в том, что у кумира миллионов голубые губы. За это мы будем уничтожать его самыми грязными словечками.

"Какой‑то педик отравляет сознание моего малолетнего сына.

Не приведи господь, моему ребенку стать таким.

И дело вовсе не в том, что я ради интереса попробовал заняться сексом со своим мальчиком, сказав, что так поступают все отцы. Нет". В двенадцать лет я хорошо знал, что такое Гендер Плэй. Пока оба моих создателя пребывали в затяжном запое, я жил у тети. Эта женщина не могла представить, как устроена солнечная система, но прекрасно моделировала небольшой мирок, в котором она и ее очередной кавалер могли отменно порезвиться. Гендер Плэй — это ролевая игра, где один или оба партнера ведут себя как существа противоположного пола. Маску матерого мужчины прекрасно дополняли усики тетушки Лэйн. Сотни мужиков, притворявшихся беспомощными женщинами, попадали под плеть сестры моей матери. Как я мог воспринимать взрослых дядек, подставлявших задницы под гигантский резиновый член моей тети?

Это поколение людей, неспособных занять себя компьютером.

Людей, которые могут управлять лишь своим телом.

Несчастные, воистину несчастные клизмофилы, трансвеститы и урофилы. Сейчас я работаю пасхальным кроликом. Стою напротив гипермаркета и призываю людей спускать все свои сбережения. Вы никогда не обращали внимания на лица товарофилов? Они стремятся скупить все. Тратят, тратят и тратят, пока кредитная карточка не возвестит о превышении лимита. Но главное — взгляд. Тысячи глаз, самовоспламеняющихся при мысли о новом кресле "Грэй". Современном планшетнике "айПад". Ультрамодном светильнике "ИКЕА". Торговые центры похожи на пылесосы.

Их включают по национальным праздникам.

Засасывают толпы людей.

А выключают тогда, когда мусоро(деньго)сборник забит до отказа.

И вот эти счастливые телеса выкатываются на улицу. Иногда меня посещает мысль, что их там отменно оттрахали. Шопинг — своего рода оргазм. Это не я придумал. Это написано на лицах клиентов "Жизненно–Необходимые–Товары–Маркета".

"Фантастически–Низкие–Цены–Шопа".

Моя задача, как настоящего пасхального кролика, раздавать листовки, с изображенными на них вещами, которых еще нет в наличии у среднестатистического гражданина. Правда, я внес небольшие коррективы. На каждом клочке плотной бумаги, изобилующем восклицательными знаками напротив якобы сниженных цен, я пишу свой номер телефона и предложение заняться сексом в извращенной форме. И раздаю их исключительно молодым девицам. Минимум два звонка в день. В тринадцать лет я прекрасно знал, что такое Энимал Плэй. Это ролевая игра, в которой партнеры берут на себя роль какого‑нибудь животного. Обычно это собаки, кошки или лошади. Но вы еще не знаете всего о моей тёте. В случаях с пьяными мужиками, неудавшимися футболистами, бейсболистами и несостоявшимися рок–звездами, в ход шло все воображение тетушки Лэйн. Я хорошо запомнил одного парня, которому нужно было решить непростую задачу:

— Представь, что ты — обезьяна. Ненасытная и вечно голодная мартышка, которой очень хочется отведать банан, спрятанный в моей киске. — Разглядывая спину тетушки сквозь дверную щель, я толком не разобрал, как она запихивала фрукт. Но зато хлюпанье стояло оглушающее.

— И как это делать?