Сестра прыснула в кулак и быстрой пружинистой походкой направилась к входной двери. Я поднялась, отряхнула колени и машинально поправила волосы. Как хорошо, что из-за адского холода можно носить одежду с длинным рукавом. Иначе папа бы в обморок упал от моих татуировок.

– Что ты тут устроила? – услышала я строгий голос папы. – Почему так холодно и воняет гарью?

– Папочка, не злись, – пролепетала Агги. – С духовкой что-то случилось. Я не уследила, и курица немного подгорела.

Даже из соседнего помещения я услышала, как тяжело вздохнул отец. Готова поспорить, что он еле сдержал свою ругань. Но в следующую секунду его голос прозвучал уже более ласково:

– Ничего страшного. Что-нибудь осталось от курицы?

Агата пробормотала:

– Да…

– Вот и славно! – воскликнул он, и послышался шорох брезентовой куртки.

Сестра первой нырнула в кухню и протянула мне шапку. Точно! Я ведь бросила её на пол. В этом доме таких вольностей не прощают. И вот, следом за Агатой зашёл отец.

«Постарел», – первое, что пронеслось у меня в голове. В последнюю нашу встречу седина только коснулась папиных волос. Теперь же почти вся его голова была белой. На лбу залегли глубокие морщины. Он глядел на меня с привычной суровостью, отчего в душе стало холоднее, чем прежде. Я собрала волю в кулак и поздоровалась:

– Привет, пап.

Готова поспорить, что Агата в этот момент испепеляла нас взглядом и мысленно толкала друг к другу. Но чуда не случилось. Папа натужно улыбнулся и поздоровался в ответ:

– Здравствуй, Юна.

Да уж. Можно было не открывать окна. Маленькая кухня и без того в считанные секунды, казалось, покрылась корочкой льда. Папа подошёл к форточке, закрыл её и, потрепав Агги по волосам, заботливо сказал:

– Милая, хватит проветривания, а то ещё заболеешь.

Я поймала взгляд сестры и постаралась вложить в своё выражение лица максимальное сочувствие, на какое только была способна. Неудивительно, что она бунтует. Я тоже в её возрасте выказывала протест, как могла. Только моя ситуация была прямо противоположной.

– Пап, я и без тебя знаю, – раздражённо сказала Агата и сбросила папину руку.

Однако, перечить не стала и пошла закрывать окна. Повисла напряжённая тишина, которую можно было резать ножом.

– Чьих рук дело? – строго спросил отец, кивая в сторону духовки.

– Моих. Хотела как лучше, – не раздумывая выпалила я.