Кристина отдыхала третий день. Она как будто вернулась из тяжелой и напряженной командировки. Ее жизнь после книжной ярмарки в Иерусалиме превратилась в круглосуточную осаду и оборону. У милого Санта-Клауса с белыми кудрями совершенно не оказалось тормозов. В Москве Кристина стала просыпаться по его звонку. Работу у компьютера она начинала с разбора его писем – длинных, взбалмошных, наполненных нереальными планами и даже требованиями к ней. И все это перемешано с его восторгами по поводу ее таланта, красоты, женской исключительности.
Артемий был уверен, что Кристина разделяет все его взгляды, что она только и мечтает вписаться в его планы. Гусаров не сомневался, что ради него и его шедевров она бросит всю ту ерунду, которой занимается сама. А о самом главном для себя Артемий писал так неловко и так невинно, как будто он не мужчина с караваном жен и дочерей позади, а влюбленный и обезумевший от страсти подросток, который даже не знает подходящих, понятных женщине слов.
Кристина привыкла выходить по утрам с оглядкой, бежать к машине и молить бога, чтобы Артемий не выскочил из-за угла с букетом цветов. Она ни в одной редакции, ни у себя в издательстве не была уверена, что Гусаров не появится. А по вечерам домой пробиралась огородами и партизанскими тропами, потому что самое ужасное – это наткнуться на Артемия у подъезда и путано объяснять, почему она не может его пригласить даже выпить стакан воды.
У Кристины была на исходе фантазия: к утру нужно сдать срочную работу, приехали деревенские родственники с грудными детьми, в квартире потоп и обвал, рабочие… Таким бредом ей пришлось спасаться после двух вечеров, в которые она не сумела отказать Гусарову.
Она встречалась с ним дважды, встречи длились не дольше двух часов, и Кристина поняла, что третьего раза не будет. Легче умереть. С таким содроганием она вспоминала его невинно-сумасшедший взгляд, его пафосные восторги, капли пота на лбу и над губой, пухлую, вялую руку, которой он пытался до нее дотронуться. Он сам и пугался, и задыхался, и был близок…
Ох, да черт его знает, к чему он был близок! Кристина не чувствовала такого отвращения ни к кому. Такой вроде бы приятный и милый Санта-Клаус, но как же нужно уметь прилипнуть к чужому человеку, чтобы тот не мог больше свободно дышать.
О том, чтобы что-то объяснить Артемию, не могло быть и речи. Он слышал только себя. И Кристина выбрала самый щадящий вариант. Она согласилась на соавторство. Только поставила условия. Получив его рукопись, она просто находит места, которые сумеет развить и продолжить. Она не правит и не рецензирует то, что он пишет. Но запрещает что-либо менять и в ее тексте. Она оставляет за собой право – в любой момент уйти из этой работы вместе со своими вставками.
Он принимал все ее условия с неизменным восторгом. Для него был огромным счастьем сам факт такого тандема, все остальное он уже додумывал в своих детских фантазиях: их общая слава, Нобелевка, Голливуд, миллиарды долларов потоком без конца. И разумеется, они уже никогда не расстанутся, связанные общей славой, работой и цепями душ и тел.
Тело Кристины при последнем слове сжималось от протеста. Даже смешливость уже не спасала. Смех тонул в безысходности. Кристина реально не знала, что делать.
– А если послать? Вот просто конкретно – послать, – советовала подруга Лена.
– Да не могу я, – почти плакала Кристина. – Он ни в чем не виноват. Он хороший. Просто вот такой нелепый.
– Да козел он! – невозмутимо отвечала Лена. – Ладно, потерпи сколько сможешь. Потом что-то придумаем.
Когда Артемий купил путевку в санаторий у моря, Кристина была счастлива. В день его отъезда они с Леной пошли в ресторан, пили шампанское, ели мороженое и много смеялись. Впереди был целый месяц свободы. Кристина собиралась наконец нормально поработать. Она уже сорвала срок сдачи своей рукописи.
Но она недооценила Артемия. Свободы он ей давать не собирался. Теперь оккупировать человека на любом расстоянии легко. Мобильник и компьютер – вот и все, что нужно для эффекта постоянного присутствия в чужой жизни.
Кристина забыла, что такое сон. Она круглосуточно вздрагивала от звукового оповещения очередного письма, потом в отчаянии читала длинные и безудержные признания, надоевшие ей до тошноты и головокружения комплименты и ужасные совместные планы. Ей нечего было писать ему в ответ. Она уже все сказала: нет, нет и нет по любому поводу. И только оборвать эту пытку не хватало характера.
Кристина просто боялась. Как она может знать, не убьет ли наивного и восторженного Гусарова разрыв этой нелепой, неслыханной связи? Она его временами ненавидела, но он даже не враг. Если с ним что-то случится, ей будет тяжело тащить свою вину. Она себя знает.
– Я уже не знаю, что тебе советовать. Ты ничего не принимаешь. И, по правде, ситуация на самом деле совершенно дурацкая, – сказала Лена. – Но ты можешь хоть на ночь вырубать все – и компьютер, и телефон. Ты же падаешь уже от недосыпа.
– Не могу. Это непонятно? У меня мама с больным сердцем, которая может позвонить в любое время. У меня есть друзья, у которых может что-то случиться.
Работать на него она начала на автомате. Или как это назвать: работа, которая ей неинтересна, результат, который точно не нужен.
Она открывала рукопись Гусарова, находила относительно нейтральные кусочки и продолжала уже от себя. Писала свою книгу со своим сюжетом, со своими героями. Даже удавалось на какое-то время забывать, зачем и для кого она пишет. Кристина выпадала, как всегда, из собственной жизни и шла по крутой и драматичной тропе героев, которые ей явились так неожиданно, но предать их Кристина уже не могла.