И тут тряхнуло. Не так, как две минуты назад, а всерьез. Меня швырнуло вперед, на мордастого шуцмана, но я поскользнулся и это спасло мне жизнь. «Колокольчик» свистнул над моей головой, едва не срезав скальп. Я, врезавшись в ноги шуцмана, опрокинул его. Мгновение спустя он снова готов был стрелять, уже свинцовой очередью, но моя рука отбросила вражеский ствол. И хотя напротив меня был ражий хлопец, от моего отчаянного удара он завалился на спину, мелькнув протекторами ботинок. Бил-то я ему прямо в нос, по рабоче-крестьянски, как десять дней назад у ларька, где на меня наехал один хронический скандалист. Сейчас я гордость почувствовал, сражение выиграно без разделения на «наблюдателя» и «тело». Но недолго длилось счастье Шнеерзона. Снова тряхнуло, и это было дополнено довольно невзрачным звуком хлопка...
Я увидел, как на меня прет густая волна осколков, настоящее цунами. Услышал, как ревет огонь, пожирающий лайнер, и воет воздух, выходящий из огромных пробоин. Впрочем, слово «услышал» тут не подходит. Я был смят этим ревом, как были раздавлены сограждане Ноя шумом всемирного потопа, хотя формально они оставались живы еще несколько секунд до подхода водяной стены...
Порывом ветра меня прижало к какой-то конструкции, а над моей головой залютовал ураган, наполненный мириадами осколков. Он крошил и резал в окрошку все, что мягче стали. Я видел, во что превратился ближайший шуцман, несмотря на свои «гранитные» доспехи. Он успел зацепиться карабином за какой-то гак, и с его тела за десятые доли секунды были «счищены» все доспехи, превратившиеся в луковую шелуху, вся кожа и мясо. Последним улетел скелет.
А когда ураган насытился огнем, меня подхватил манипулятор эвакуационного шлюза, напоминающий руку с тысячью суставов. Он так резко сдернул с места, что из моего желудка вылетело все, что было ухвачено в капитанском баре.
По идее, «рука» должна была вложить меня в шлюзовой люк и там отпустить. Но ветер изогнул манипулятор, и прежде чем разлететься на тысячу кусков, он перебросил меня совсем в другое место.
– Вы уже прочитали рекламные проспекты? Затрудняетесь с выбором маршрута? Могу я вам помочь? Не желаете начать с карусели Мебиуса? А еще тут неподалеку нанотрубчатый батут, прыжки – до ста метров, совсем рядом – водопад, текущий вверх, из жидкого гелия...
Источник голоса был совсем рядом. Черт, то ли в глазах пелена, то ли в башке муть, то ли перед глазами туман. А в тумане – какие-то привидения, целой толпой. Можно уже подумать, что я оказался в мире теней, в царстве мрачного Аида, если бы не рекламные проспекты, в которые, как в саваны, были закутаны эти самые призраки: «Посетите наш аттракцион Загробный Базар. Вас ожидает незабываемый шопинг».
– Я...
Пока выплевывал накопившуюся в горле слизь, голос продолжал:
– Я правильно выбрал язык голосового интерфейса? Ист ире мутттершпрахе дойч? Одер руссиш? Хм, может быть, дала сбой подсистема этнического анализа. Мы можем перейти на универсальный жестограммный язык, на упрощенную пиктографику для людей с ментальным своеобразием и больным синдромом Дауна, на иероглифический шрифт Брайля для китайскоязычных людей со слабым зрением или на ароматик-инглиш для плохо слышащих. Вам, наверное, нравится обращение в стиле повышенной почтительности. Что желает мой господин?
Фоглетовый аэрозоль, который окружал меня рекламными привидениями, рассеялся, и я увидел свои руки и ноги в сильно потрепанных трениках. А еще клоуна – прямо перед собой. Высоченный такой, метра на два с половиной, в кепке-аэродроме. Техманн, но со странным дизайном. Большая часть тела, как у пластиковой игрушки для детей, без особой детализации, с аляповатыми светящимися полосками, а вот лицо, если точнее, верхняя его часть и особенно глаза, повыразительнее, чем у иного человека.
Клоун не стоял на месте, а приплясывал туда-сюда, его огромные башмаки скользили, словно по льду, но у него не было проблем с равновесием. Голос его звенел от радостного возбуждения, а улыбка была пошире, чем у голого черепа. Мне от такой имитации веселья стало жутковато. Что это еще за фрукт? И что вообще делается на лайнере?
– Твой господин желает, чтобы ты не морочил ему задницу и обращался к нему на ты.
– Все понял. Стиль общения – демократический, свободный, молодежный. Обращения – «дружище, старина, чувак, брателла». Формирую сейчас лексический словарь на основе статистического анализа ста случайно выбранных блогов. Клевые у меня шузы, чувак?
– Только давай без «чуваков» и «брателла». А то я что-нибудь тоже скажу в ответ.
– Ладно, подкорректирую.
Мои лицо и руки, по которым недавно словно наждаком прошелся злобный ветер, слегка еще саднили, но серьезной боли не было. Я соскреб с лица немного мази – откуда она только взялась?
– Это я помазал, дружище, а то видок у тебя был такой прибитый, словно ты навернулся с велосипеда.
Я едва подавил тошноту при взгляде на слой мази, налипший на подушечки пальцев; она состояла из множества крохотных полупрозрачных червячков.
– Она шевелится!