Дон Хуан начал постепенно ослаблять натяжение струны, тон звука понижался до тех пор, пока не послышался последний низкий тупой удар. Он свернул веревочку, спрятал ее в сумку, подошел ко мне и помог подняться на ноги. Я обнаружил что мышцы рук и ног у меня окаменели, одежда буквально пропиталась потом. Я и понятия не имел, что так сильно потел, когда он играл. Резало глаза, которые воспалились оттого, что в них затекли струйки пота.
Дон Хуан практически оттащил меня от места, где я сидел. Я хотел что-то сказать, но он закрыл мне рот ладонью.
Обратно мы пошли не той дорогой, по которой пришли. Дон Хуан повел меня в обход. Мы вскарабкались наверх по склону каньона, по холмам ушли довольно далеко в сторону от его устья, и только потом повернули к дому.
Весь обратный путь мы проделали молча и пришли, когда уже совсем стемнело. Я снова попытался что-то сказать, и опять дон Хуан зажал мне рот.
Мы ничего не ели и не зажигали керосиновую лампу. Дон Хуан перенес мою циновку в свою комнату и кивнул на нее. Я решил, что он предлагает мне ложиться спать.
— У меня есть для тебя хорошее занятие, — сказал дон Хуан на следующее утро, едва я протер глаза. — Как раз то, что тебе нужно. Начнешь сегодня же. У нас нет времени, ты ведь знаешь.
После долгой неловкой паузы я почувствовал, что нужно расспросить его о вчерашнем:
— Дон Хуан, что ты делал со мной вчера? Он хихикнул совсем как ребенок.
— Стучался к духу источника. К такого типа духам нужно стучаться, потому что если источник высыхает, то дух забирается внутрь горы. Дух этого источника дремал, но вчера мне удалось его разбудить, скажем так. Впрочем, он ничего не имел против и даже указал нам «твое» направление, — и дон Хуан кивнул на юго-восток.
— Что это за штука — струна, на которой ты играл?
— Духоловка.
— Можно посмотреть?
— Нет. Я тебе когда-нибудь сделаю. Или, пожалуй, лучше ты сам себе сделаешь, когда научишься видеть.
— А из чего она?
— Моя — это дикий вепрь. Когда у тебя будет своя духоловка, ты поймешь, что она — живая и может научить тебя издавать различные звуки, которые ей нравятся. По мере тренировки ты как следует освоишь свою духоловку, и вместе вы сможете издавать звуки, полные силы.
— Зачем ты водил меня на поиски духа источника?
— Скоро узнаешь.
Было утро — половина двенадцатого. Мы сидели в тени рамады. Я только что выкурил трубку смеси.
Когда тело полностью «отключилось», дон Хуан велел мне встать, что я и проделал поразительно легко. Он немного помог мне сделать первый шаг. Легкость, с которой я управлял телом, меня удивила — практически самостоятельно я дважды обошел рамаду. Дон Хуан все время шел рядом, но не направлял меня и не поддерживал. Затем он взял меня под руку, повел за дом к канаве и велел созерцать воду, ни о чем не думая.
Я попытался сфокусировать взгляд на воде, но ее движение отвлекало. Мысли начали блуждать, цепляясь за детали окружающей обстановки, взгляд — тоже. Дон Хуан взял меня за голову, встряхнул и еще раз велел смотреть на воду и ни о чем не думать. Он сказал, что созерцание движущейся воды — дело сложное, но следует проявить настойчивость. Я трижды пытался, и каждый раз меня что-нибудь отвлекало. Каждый раз дон Хуан терпеливо меня встряхивал. Наконец я обнаружил, что сознание и взгляд зафиксировались-таки на воде — я не видел движения, погрузившись в созерцание ее текучести. Вода стала выглядеть по-другому. Она как бы потяжелела и приобрела серовато-зеленый оттенок. Рябь, образованная течением, была чрезвычайно отчетливой. Вдруг я почувствовал, что смотрю не на массу текущей воды, а на ее изображение — то, что было у меня перед глазами, напоминало застывший сегмент, словно вырезанный из потока воды. Рябь была неподвижной. Я мог разглядеть каждый ее изгиб. Потом она начала светиться зеленым светом, испуская что-то вроде зеленого тумана. Его становилось все больше, он светился все ярче, пока не превратился в ослепительно яркое сияние, которым было залито все.