Куски кожи и кое-какие инструменты он нашёл у деда-скорняка. Точнее, в развалинах дедовского дома. Как рассказал кузнец, тот помер несколько лет назад — после гибели старшего сына сдал и стал часто болеть. Бабку Фар не знал — она умерла до того, как его усыновили.
Деда ему сначала было жаль. Но узнав, что тот отказался от маленькой Ирмы — она понятия не имела, кто её дедушка, — Фар жалеть его перестал. Зато немыслимые запасы шкур и кожи, которые даже за несколько лет со смерти деда не успели закончиться, пришлись как нельзя кстати.
Сейчас они с Герретом обсуждали предстоящую часть похода.
— Я, конечно, всё понимаю, — сказал коротышка, орудуя шилом, — ты не хочешь подвергать её опасности.
Он потёр всё никак не заживающие — меньше надо чесаться! — царапины на загривке. Их оставили зубы Фара, когда он схватил его за шиворот и втащил в дом.
— Но лишний генас нам не помешает. И вообще, она сама вызвалась.
Фар только вздохнул. И зачем они сказали селянам, что шли в другое место? Ирма начала проситься пойти вместе с ними.
После смерти травницы, вырастившей сиротку, никого у Ирмы не осталось. Замуж она, конечно, не вышла: кто бы взял девушку из убитой оборотнем семьи? Порченую...
Но ей ещё повезло. Все знали, что Фар приёмыш. А если бы это Илайна его родила, всех выживших после той кровавой ночи детей, скорее всего, убили бы. Котёнка отстоял кузнец. Он — как друг отца Фаргрена — даже хотел растить Ирму, как собственную дочь, после того как травница выходит её. Но жена его воспротивилась. Как и вся родня с обеих сторон. Не волчий выродок, но порченая же!
Жизнь котёнку оставили, но и жить нормально не позволили. Дед — и тот отказался от родной внучки.
Селяне великодушно согласились сделать её ученицей и преемницей травницы. Нашли, называется, выход. Травники всегда нужны. А вот быть ими мало кто хочет.
Прежняя травница померла за год до прихода Тварей. Так Ирма стала самой молодой травницей в округе. И самой старой девушкой на выданье. Свои обязанности она исполняла исправно, но жить ей было тошно. Мягко говоря. Дом её стоял отдельно от деревни, общались с ней мало и только по делу.
Понятно, почему Ирма решила начать новую жизнь. Но какого хррклла ей приспичило начать это с похода в Тёмные Чащи?
— Вы с Мильхэ сами говорили, дальше будет хуже, — сказал Фаргрен. — Зачем нам зелёный генас?
Он хоть и попробовал переубедить Геррета, знал: это бесполезно. Ведь не будь Ирма его сестрой, он сам бы обрадовался пополнению рядов тех, кто хочет «чуть не сдохнуть». Ещё один генас, пусть необученный, зато очень сильный, им пригодится. Вот и сейчас Геррет просто хмыкнул, глядя на Фаргрена с язвительной укоризной. Мол, ты дурак совсем?
С присоединением Ирмы к отряду ему придётся смириться. И терпеть её ненавидящие взгляды. Зато он сможет узнать сестру получше. Хорошо ведь. А взгляды... Ну, кровь же не пускают, не жгут, и ладно. Можно потерпеть.
«Почему она так не хочет в Эйсстурм?» — думал Фар уже на следующий день, душа очередного зайца на полянке.
Косой надеялся сбежать, и, может быть, даже смог бы, но Фаргрен загнал его в нехитрую ловушку. Волчьи лапы и человеческие руки — это прекрасно! Но следовало поторопиться, пока его самого никто не придушил. Впрочем, охота нисколько не мешала размышлениям. Это вам не жнецов валить.
Теперь он думал, как же убедить Ирму. Мильхэ уговаривала её поехать в Северную академию — лучшее на Иалоне место обучения иллигенов. И Фар был всеми лапами и хвостом за. Да он весь свой заработок готов отдавать на обучение Ирмы! Но сестра отказывалась наотрез.
Фаргрен, надо сказать, догадывался почему: при общении с селянами ледяная ведьма возвращалась. Их она знала всего несколько дней, и никто из них не пытался умереть вместе с ней смертью безумных. Вот Мильхэ и спускала на совсем чужих ей людей все стужи Драакзана. А уговаривать сироту девятнадцати лет надо явно не этим.