— Нет! Я не хочу его смерти. Только не папа. Я возвращаюсь.

Обратно я бегу ещё быстрее. Лапы буквально горят, а язык пересох, от того как часто дышу.

— Ну что? — слышу голос Мстислава. Оборачиваюсь в человека, прихватываю черный с капюшоном плащ, надеваю на себя.

— Она не придет. Виталий! Кончай альфу. И жги дома.

— Стойте! Я здесь! — ступаю босыми ногами по мокрой траве, слышу трехэтажный мат Глеба. Похоже он не рад моему возвращению.

Для него женитьба на мне это наказание. Что ж, будущий дорогой муженёк. Жди! Я превращу твою жизнь в ад, так же, как ты превратил мою в пепелище.

Мстислав подходит ко мне, смотрит сверху вниз янтарными глазами с желтыми вкраплениями. От него исходит тяжёлая аура. Он, не касается, но я будто в размере уменьшаюсь. Не могу выдержать. Отворачиваюсь.

— Твое слово ничего не значит, Олеся? Вернулась. Молодец, посмотришь как отец подохнет.

— Пожалуйста. Не нужно! Я прошу. Умоляю! — отца спускают со столба. Один из верзил, хватает его голову. На расстоянии двух метров слышу хруст.

— Нет. Пожалуйста! Остановитесь, — я падаю на колени, не слушая возгласов «Дочка, не унижайся». Вцепляюсь до белых костяшек в штаны Мстислава. Меня трясет от рыданий, а слёзы катяться беспрестанно, перед глазами белое пятно. Наши люди притихли. Никто не рискует противостоять ему и этой шайке отморозков. Помощи ждать не откуда.

Мстислав наклоняется, хватает меня за подбородок.

— Последний шанс, Олеся. Будь послушной, или я вернусь сюда. И не оставлю камня на камне.

— Я буду! Обе-ещаю, — судорожно всхлипываю, чувствую облегчение.

— Собирай вещи. Глеб, — он щелкает пальцами. — Проводи невесту.

Под зорким взглядом Глеба собираю вещи. Сумку с травами, свою одежду-балахоны. Он забирает у меня рюкзак и говорит:

— Зря вернулась. Сама себе подписала приговор.

Я молчу. Сил огрызаться нет, да я и боюсь. Двери черной машины открывает один из бугаев.

— Олеся! — с надрывом кричит отец, шагает ко мне, но дорогу ему преграждают два верзилы.

— Можно попрощаться? — ни на что не рассчитывая, спрашиваю у Мстислава. Он благосклонно кивает. И я бегу к отцу.

— Пап, — вдыхаю такой родной запах, пытаясь запомнить его. Не знаю, сможем ли мы увидиться. Возможно, я в последний раз обнимаю его.